"А.Зарина. Скаредное дело." - читать интересную книгу автора

Потом она вскрикивала и снова начинала колотиться в припадке.
Девушки не могли удержать слез и горько плакали, а Матрешка с Дуней,
как безумные выли и колотились головами о дубовые стены. Чуяло их сердце,
что не простит князь во гневе своем их вины окаянной.
Даже дворецкий княжий, Степан и тот ходил, свесив голову, сознавая
свой проступок перед княжим домом. Словно грозовая туча повисла над
усадьбой, словно ждали все судного часа и трепетали в таинственном,
суеверном ужасе. Страшен бывал князь, когда гневался...
А скоморохи тем временем быстро шли вперед, сторонясь большой дороги
и пробиваясь лесом и зарослями по тропинкам, известным только Злобе, Козлу
да косолапому парню, которые в смутное время были в Шишах [в смутное время
беглые крестьяне составляли шайки, которые преследовали поляков, убивали
их, грабили; поляки в смех прозвали их шишами, но потом дрожали при
упоминании этого слова, и часто малая горсть шишей разбивала целые
польские отряды], а в первые годы царствования по этим же местам
занимались разбоем.
Шли они спешным шагом, не зная устали. Впереди их шагал Злоба, ведя в
поводу медведя и таща за руку выбившегося из сил маленького Мишу. Мягкие
сафьяновые сапоги его уже разорвались, и из них торчал угол холщовой
портянки; шелковая рубашечка висела на плечах его клочьями, и он то и дело
падал от устали.
- У, княжье отродье! - злобно проговорил наконец рыжий великан и,
взбросив его себе на руку, зашагал еще быстрее. Ему мало было дела до
того, что сердце Миши билось словно пойманная птица, что личико Миши
застыло с выражением смертельного ужаса, а глазки его смотрели почти
безумно. Живой или мертвый, лишь бы был он действительно первенец князя
Теряева.
Только одно это и знал рыжий поводырь, да знал еще, что худо им
будет, если они не уйдут от погони.



3

Через два дня после описанных событий, накануне великого
торжественного дня встречи царя с вырученным из неволи отцом, а именно 13
июня, за каких-нибудь полчаса до захода солнца, зажимая нос от
нестерпимого зловония, шел по Москве через рыбный рынок мужчина средних
лет, обликом-иностранец, костюм-воин. Высокого роста, широкий в плечах, с
открытым веселым лицом, которое освещали ясные, доверчивые голубые глаза,
с окладистой русой бородою, отбыл бы красавец, если бы кровавый шрам не
пересекал его лица огненною полосою, начинаясь над правой бровью, проходя
через раздробленную переносицу и теряясь в левом усе. На голове путника
была медная шапка, или прильбица, с кольчужной сеткой, ниспадавшей на
плечи и шею; на нем был синий кафтан с желтыми рукавами, поверх которого
были надеты кожаные латы с железными набойками, или юшман; на ногах
красовались огромные сапоги из желтой кожи, доходившие почти до бедер.
Широкий кожаный кушак обхватывал его талию, и на нем спереди висел поясной
нож, а сбоку короткий и широкий меч.
Несмотря на жару, поверх юшмана на плечах его висела еще короткая