"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

передовая колхозница-доярка, жена казненного врагом колхозника коммунис-
та Ивана, мать славного, погибшего вместе с отцом пионера Васятки? О се-
бе только думала, а о людях забыла? О тех самых людях, которые вместе с
тобой, с твоим отцом и матерью, с мужем твоим все поля тут вдоль и
поперек исходили, сколько пота пролили на них, сколько честного своего
труда вложили... А ты, Мария, только о себе, значит, думала? И куда ты
совесть свою при этом девала?..
Так в это пасмурное утро стояла одинокая Марин у своего
логова-погреба, так раздваивались в ней тревожащие ее голоса, и она
сама, подавленная своим горем, не знала, что ей делать одной, совсем
одной, на необозримых, покинутых людьми полях. и будет ли смысл в том,
что она, с каждым днем слабеющая, беременная женщина, начнет убирать эти
поля, и кому в этом горестном, наполненном кровью и смертью мире будут
нужны жалкие плоды ее тяжкой, изнурительной работы, если нет вокруг ни
одной живой души.
На окраине хутора, за взорванной фермой, спокон веку было кладбище.
Ничем не огороженное, оно в этот день печально темнело у подножия
покатого холма. Мария пошла на кладбище. Собаки увязались за ней. Молча
остановилась она у первой ближней могилы с покосившимся деревянным
крестом. Старые хуторяне рассказывали, что в этой могиле, которая
положила начало кладбищу, был похоронен первый хуторской поселенец дед
Корней, прапрадед Ивана. Говорили, что убогая хата деда Корнея когда-то
стояла на том самом месте, где потом построил свой домик Иван. Говорили
еще, что дед Корней, крепостной мужик, бежал в эти глухие тогда места от
помещика, что хотя и прожил он девяносто шесть лет, а доли своей так и
не нашел и до самой смерти промаялся в бедности, еле сводил концы с
концами.
Мария постояла у могилы, поплакала, тихо сказала:
- Ивана уже нет на свете, дед Корней... И Васятки моего тоже нет... И
никого живого на хуторе нет... Одна я осталась... Люди говорили, что вы
первым пришли сюда и от вас весь хутор пошел... вы были первым, дедушка,
а я вот последняя...
Медленно обходя могилы, Мария пошла в угол кладбища, к невысоким
тополям. Под этими посаженными Иваном тополями была похоронена мать
Марии. Белоствольные тополя уже обронили почти всю листву, она лежала
под ногами мягким, влажным ковром. Лишь отдельные рыжие листья еще цепко
держались на тонких ветвях, тихим, невнятным шелестом отвечая на
холодное дуновение ветра. Глинистый бугорок материнской могилы показался
Марии осевшим, а сложенный из четырех побеленных кирпичей крест был до
половины засыпан палой листвой.
Мария опустилась на колени.
- Мама! - прошептала она. - Вы слышите меня, мама? Это я, ваша
дочка... Промолвите хоть словечко, мама! Дайте совет, как мне жить на
белом свете...
Рыдая, она упала, прижалась щекой к влажному, холодноватому
могильному бугорку.
- Что же вы молчите, мама? - исступленно шептала она. - Не молчите!
Скажите, для чего вы породили меня? Вы хотели, чтоб ваша дочка была
счастливой... Вы голубили меня, ласкали... Вы учили меня уму-разуму,
завещали, чтоб я была совестливой, чтоб любила людей и землю, чтоб была