"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

доверчиво окружила ее, воркуя и просительно встряхивая крыльями.
Но щекам Марии потекли непрошеные слезы.
- Сиротиночки мои бедные, - ласково зашептала она, - некуда вам
приклонить свои головочки, некому пожалиться на свое сиротство. И зимы
вы боитесь холодной, и глубокого снега, и бескормицы, и без человека не
можете жить. Ничего, потерпите. Наломаю я вам кукурузных початков, а
зерен кукурузы натру на камнях, и будет вам корм на всю зиму...
С того часа голубиная стая, доверившись единственному живому
человеку, ночевала на полусожженной яблоне, каждое утро окружала Марию,
дожидаясь размолотых меж двух диких камней кукурузных зерен, днем
улетала в степь, кормилась, пока не пошел снег, на несжатых полях яровой
пшеницы, а к вечеру возвращалась к Марии. Голуби садились ей на плечи,
на голову, не пугались, когда она брала их в руки и подносила к лицу.
заглядывая в янтарные голубиные глаза и целуя короткие крепкие
клювики...
На другой день Мария решила вычистить заваленный трупами убитых
животных хуторской колодец. Вода в речке пахла болотной тиной и для
питья не годилась. Долго думая над тем, как вытащить из колодца тяжелых
собак, Мария вспомнила, что одну из четырех уцелевших коров, старую
Зорьку, ее угнанная немцами хозяйка-вдова Дарья Ивановна перед самой
войной приучила к упряжи и возила на ней и солому, и хворост, и траву,
которую выкашивала по кюветам колхозных дорог.
Для Зорьки пригодилась упряжь, снятая Марией с убитого немецкого
коня. Пришлось немало повозиться с упряжью, она для малорослой Зорьки
оказалась большой. С помощью проволоки Мария укоротила шлею и постромки,
вместо валька приспособила под постромки держак от лопаты, запрягла
корову и начала трудную, грязную работу. Немецкие каратели бросали в
колодец все, что застрелили на хуторской улице: собак, кошек, кур. Мария
полезла в колодец, каждый труп завязывала проволокой, из колодца кричала
смирной корове:
- Ге-ей, Зоренька! Давай, пошли!
Послушная Зорька, натянув постромки, двигалась потихоньку. Широко
расставив босые ноги и упираясь в выступы сруба, Мария подталкивала
очередной труп снизу, сваливала его на землю, развязывала и вновь лезла
в колодец. Боясь, что вода заражена. Мария, управившись с трупами,
вычерпала из неглубокого колодца всю воду. Вычистила песчаное дно. на
котором набралось много ила и всякой дряни: давно оброненных ржавых
ведер, кружек, утопленных детворой консервных коробок, бутылок. Из
колодца вылезла мокрая, вся в грязи, серая от знобящего холода. Побежала
к речке, сняла с себя грязные обрывки платья, быстро искупалась и решила
пройти вдоль покинутых советскими солдатами окопов, которые извилистой
линией брустверов чернели за речкой.
Она шла голая, распустив длинные мокрые волосы, осторожно переступая
босыми ногами через брошенные в окопах винтовки, патронные ящики, мотки
колючей проволоки, шла, со страхом и жалостью думая о тех, кто еще
совсем недавно умирал здесь, в этих поспешно открытых людьми темных,
сырых ямах. Под ногами ее белели обрывки бумаги, растоптанные письма -
последние слова. присланные солдатам их семьями, темнело маслянистое
тряпье, в нишах посверкивали оставленные бойцами патроны.
На изгибе длинного окопа Мария едва не упала, споткнувшись о