"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

приникла к ведру, напилась, дала немного полакать собаке. Каждой корове
достало по три глотка. Мария с трудом отрывала ведро от их лобастых
рыжих голов. Она поняла, что коровы не были у речки, давно не пили. Они
требовательно тянулись к ведру, стучали рогами по его днищу.
- Потерпите немного, - сказала Мария, - если все будет тихо, завтра я
погоню вас к речке, там напьетесь...
Она оглянулась, посмотрела на то место, где лежали трупы немецкого
солдата и лошади. "Надо их закопать, - подумала Мария. - Хотя бы лопату
какую найти. Похоронить человека у меня сил еще хватит, а что делать с
этим здоровенным мертвым конем, я не знаю. Может, вороны его расклюют".
Настороженно озираясь, она пошла дальше, держа в руках вывеску и вилы.
Шла тихо, подавляя страх. Боялась, что вот-вот из-за какой-нибудь
разрушенной стены или из-за черной печной трубы выскочит немец с
автоматом, выстрелит и убьет ее и вместе с ней нерожденного ребенка. Но
вокруг не было ни одной живой души и стояла такая томительная, гнетущая
тишина, какая бывает на старом заброшенном кладбище.
Перед глазами Марии было только одно: серый, белесоватый пепел и
черная сажа. Пепел и сажа. И резкий запах гари, удушливый запах,
вызывающий кашель. "Хотя бы один дом остался целым, хотя бы крыша над
головой была, - хлестнула Марию тоскливая мысль. - Куда ж мне деваться
на этом пожарище? Скоро холода начнутся, дожди, снег, мороз, а тут ни
доски, ни стекла, ни гвоздя. Все порушили, все спалили, звери".
До прихода немцев в каждом хуторском дворе был молодой плодовый сад.
Деревья сажали по почину бригадира дяди Федора. Он годами стыдил хуторян
за то, что их усадьбы позаросли дерезой, крапивой и лопухами, увещевал,
просил, потом плюнул на разговоры, выпросил у председателя колхоза
грузовую машину, съездил в дальний питомник, привез шестьсот штук
отличных саженцев яблони, груши, сливы и в один день раздал хуторянам за
копейки, лишь бы окупить расходы. Каждый владелец двора получил два
десятка саженцев. За деревцами хуторяне ухаживали, как за малыми детьми:
поливали, подкармливали, опрыскивали, чтобы не завелись вредители,
подбеливали стволики. Перед самой войной деревья стали плодоносить.
Хутор нельзя было узнать, почти все его дома утонули в пышной зелени
садов.
Сейчас Мария шла по улице, и глаза ее застилали слезы. Почти все
деревья сгорели. От тех, которые были посажены вблизи домов, остались
только черные палки, кое-где подальше обгоревшие яблони, груши и сливы
еще слабо дымились, и лишь на самых дальних задах дворов щемяще-грустно
зеленели слегка опаленные пламенем листья одиноких вишен.
Мария свернула вправо, пошла по дворам, думая, что, может, где-нибудь
найдет яблоки-падалицы. Идти можно было, куда хочешь. Ни заборов, ни
калиток не осталось нигде, все сгорело. Земля во дворах была горячее,
чем на дороге, не успела еще остыть от пожара. На усадьбе у своей
двоюродной сестры Фроси, возле грядки с невыкопанным луком, Мария нашла
цинковое ведро, лопату и грабли. Видно, в тот злосчастный вечер Фрося
возилась на огороде и все оставила. Она прожила с мужем Лукьяном девять
лет, но детей у них не было. На второй год войны получила извещение, что
Лукьян пропал без вести. "Теперь нет ни Лукьяна, ни Фроси, - подумала
Мария, - все пошло прахом: и деревья и люди..."
Не найдя яблок, Мария вернулась на дорогу, побрела к тому месту на