"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

и увидела, что коровы и собака неторопливо шли за ней следом. Когда она
останавливалась, тотчас же, выжидая, останавливались и они.
Выйдя на край поля, Мария увидела то, что еще совсем недавно было ее
родным хутором. У подножия холма простиралось черное пепелище, на
котором видны были остатки покрытых копотью глинобитных стен да кое-где
высились устоявшие во время пожара печные трубы. В нескольких местах еще
дымились старые деревья. Утро было тихое, безветренное, дым поднимался
вверх и, незаметно колеблясь, таял, исчезал в безоблачном небе. На
пепелище не осталось ни одного уцелевшего дома, ни одного живого дерева.
Все было черным, мертвым, безмолвным. Только за хутором, в стороне,
освещенные низким солнцем, зеленели кладбищенские акации, растущие у
могил умерших хуторян. Снизу, от пепелища, тянулся едкий запах дыма и
гари. Вороны далеко облетали это гиблое место. С тревожным карканьем они
шарахались в сторону, тянули к лесу. Лишь небольшая стая осиротевших
домашних голубей кружила в небе, то опускаясь ниже и пугливо разглядывая
пожарище, где еще совсем недавно были их голубятни, то, растерянные,
бездомные, взмывали вверх, тщетно ища пристанища в холодноватой небесной
синеве...
Полуголая, еле прикрытая затвердевшими от крови и пыли лохмотьями,
маленькая, беззащитная в своем одиночестве, стояла Мария на пологом
склоне холма, смотрела на сожженный хутор, в котором выросла, любила,
работала, вышла замуж, родила сына, и ей казалось, что ничего этого не
было, что ей только привиделись и Иван, и Васятка, и все хуторяне, и
беззаботное ее детство, и девичество, а было и всегда будет только это
черное пепелище, на котором слабо курятся тающие в осеннем воздухе
дымки.
Сложив на груди руки, Мария тихо пошла вниз. Рядом с ней шла
настороженная собака, а сзади гуськом, одна за другой, шли коровы. Судя
по всему, хутор был пуст, в нем не осталось ничего живого...
Не доходя до хутора, Мария остановилась возле коровника. Колхозный
коровник был гордостью хуторян. Строили его своими силами, долго не
могли достать кирпич и шифер для крыши. Только перед самой войной
коровник был, наконец, закончен. Бригада торжествовала: вместо ветхого,
крытого соломой глинобитного сарая с подгнившими стропилами, которые
однажды обрушились и придавили одиннадцать коров, на краю хутора высился
добротный кирпичный коровник, теплый, светлый, с хорошей вентиляцией.
Даже скуповатый на похвалу секретарь райкома партии поблагодарил тогда
третью бригаду, а в областной газете напечатали фотографию коровника и
перечислили фамилии передовых строителей колхоза имени Ленина. Среди
других упоминалась там и фамилия Марии с Иваном...
Сейчас коровник стоял, словно его разрубили пополам. Середина крыши
обрушилась. У самого входа, в дверном проеме, раздавленные тяжелой
грудой кирпича, лежали двое телят с высунутыми посиневшими языками.
Не решаясь подойти к мертвым телятам, по-звериному чуя смерть, коровы
сбились за спиной Марии, наклонили вниз рогатые головы, стали рыть
передними ногами землю. Они шумно втягивали ноздрями пахнувший гарью
воздух, коротко мычали, и была в их мычании такая жалоба, такая
материнская тоска, что Мария заплакала.
- Бедные вы мои, - сквозь слезы сказала она коровам, - не пожалели
вас люди... чего ж теперь делать? То, что случилось, уже никто не