"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

на глубокие воронки. Три воронки темнели рядом. Видимо, отражая атаку
вражеских танков, неведомый советский артиллерист стрелял в одну точку,
и снаряды легли близко один от другого.
Мария нарвала кукурузных листьев, постелила на дне крайней воронки.
Подумала: "Так будет теплее". Она стала умащиваться, прикрывая себя
листьями. Собака тоже спустилась вниз, долго вертелась на одном месте,
повизгивая, потом, свернувшись калачом, улеглась под самым боком Марии.
- Ложись, Дружок, ложись, - сказала Мария. - Оба мы с тобой
бездомные. Ложись! Мне не так страшно будет...
Коровы потолклись немного и легли у края воронки.
Стало совсем темно. В вышине зажглись, замерцали звезды. Ничто не
нарушало тишины. Мария всматривалась в звездное небо, чутко
прислушивалась к тишине. "Видно, наши далеко отступили, - подумала она,
- потому что не стало слышно ни одного выстрела... Я осталась одна среди
врагов, и что мне теперь делать, как жить, не знаю... Знаю только одно:
отсюда, с хутора, мне некуда идти, и я никуда не уйду... Тут остались
Ваня и Васятка. Тут похоронены отец с матерью".
В темноте повернулся, слегка поворчав, сонный Дружок. Наверху, у края
воронки, жевали жвачку коровы. Близость коров и собаки, живых существ,
успокаивала Марию, напоминала, что теперь она не одна в этом пугающем
мире.
После полуночи она услышала далекое пение петуха. Как он остался
живым и где подавал свой голос, Мария не знала, но это едва слышное,
привычное кукареканье обрадовало ее. "Утром, если будет тихо, пойду на
хутор, - решила она. - Может, не все там сгорело. Неужто я не найду
какой-нибудь закуток, чтобы укрыться ел холода? Не могу я оставить на
тополе Ваню и Васятку... надо отнести их на кладбище, выкопать могилку и
похоронить... Я их похороню в одной могилке, рядом с отцом и матерью,
чтобы все в одном месте лежали..."
Она сквозь слезы смотрела на звезды, и звезды мерцали, двоились в ее
глазах, и эта бесконечная глубина ночного неба, и странная тишина, и
запах повлажневшей от росы кукурузы, и теплота собачьего тела, и мирная
жвачка коров - все волновало Марию, заставляло думать о том, что ради
него, нерожденного, который жил в ней, она должна пережить свое
безысходное горе, примириться с тем, что счастливое ее прошлое никогда
не вернется и что для него, будущего ребенка, она обязана жить...
Уснула она перед рассветом и спала совсем мало. Разбудило ее мычание
коровы. Мария поднялась, вышла из воронки. Дружок уже сидел наверху и
встретил ее, как когда-то встречал свою старую хозяйку, приветливо виляя
хвостом. Коровы объедали кукурузные початки. Они повернули к Марии
головы, пережевывали жесткое зерно, роняя на землю белую пену. Солнце
только что взошло. Увядшие метелки кукурузы были озарены розовым светом.
Мария постояла немного, заглушая в себе" тошнотворное чувство страха.
"А что, если там немцы? - кольнула ее внезапная тревога. - Что тогда
будет? Приду я, а они меня схватят и сразу туда... на тополь... и дите
во мне убьют и саму прикончат..."
Еще постояла, послушала. Ни один звук не нарушал тишины. Только
коровы за спиной Марии с хрумканьем жевали початки. "Пойду", - решила
Мария. Она выбралась на межу, медленно пошла к хутору, не отделяясь от
кукурузного поля, чтобы в случае опасности успеть спрятаться. Оглянулась