"Виталий Закруткин. Матерь Человеческая [H]" - читать интересную книгу автора

хочу жить. Может, ты все-таки есть, господи? Сделай так, чтоб я скорее
отмучилась... Если ты есть, ты, господи, видишь мое горе! Разве можно
так жить? У меня все отняли, удавили любимого моего Ваню, и сыночка
Васеньку удавили, дите ни в чем не повинное... И хаты наши все спалили,
одна зола от них осталась. И Саню, девчонку, как звери, убили. И людей
всех угнали, никого не оставили... Не хочу я жить, господи! Пошли мне
смерть! Забери меня с этой земли...
Так молилась Мария неведомо кому, так выкликала свою смерть. А жизнь
властно звала ее, напомнив о том, что она не одна, что в ней теплится
иная, пока еще слитая с измученным материнским телом, но уже своя,
отдельная, слабая жизнь, что в чреве ее живет оно, еще незрячее, глухое,
безъязыкое, малый комок, который растет днем и ночью.
Живой незрячий комок не видит, как жестоко истязают один другого
люди, как безжалостно убивают они друг друга. Растущий в теплой тьме
материнского чрева, глухой, он не слышит, как, уродуя землю, грозно
гремят орудия смерти, не ощущает, как вздрагивает потрясенная земля, как
натужно трещат вырываемые из земли живые корни деревьев. Безъязыкий, он
не может сказать: "Опомнитесь, люди! Пожалейте себя, не убивайте жизнь
на земле! Пожалейте тех, кто еще не пришел, но придет в мир! Пожалейте
еще не рожденных, еще не зачатых! Оставьте им светлое солнце, и небо, и
воды, и землю!.. Ведь это вы, мужчины и женщины мира, в прекрасной
любви, в исступленных ласках, в торжествующем слиянии живой своей плоти
вызываете к жизни нового человека, являющегося из небытия, чтобы
наслаждаться обретенной жизнью и быть счастливым... Что вы оставите ему,
которого сами воззвали к жизни? Дым пожаров, изувеченную землю, кровь,
трупный смрад и черную пустыню? А он, идущий в мир, достоин иного. Он
должен возделывать поля, трудиться в поте лица, чтобы добыть хлеб
насущный. Так же, как вы, давшие ему жизнь, он захочет насладиться
весной, песнями птиц, запахом цветов, лесной прохладой. И так же, как
вы, он захочет обрести счастье в любви, в великом и таинственном слиянии
человеческой плоти, в том несказанно прекрасном единстве мужчины и
женщины, которое делает жизнь неистребимой и одолевает даже смерть...
Оставьте ему все это, люди! Не убивайте его, идущего в мир! Он хочет
жить..."
По запыленным щекам Марии бежали слезы. Мысли о нерожденном ребенке,
о том, что она, зачавшая его женщина-мать, обязана уберечь то живущее в
ней, что связывало ее с погибшим Иваном, с Васяткой, отогнали желание
смерти. Подчиняясь властному зову жизни, она поднялась и от слабости и
подступившей к горлу тошноты тотчас же опустилась на землю. "Это от
голода, - подумала Мария, - надо ползти к полю, где растут свекла и
морковь..."
Поле было недалеко от того места, где лежала Мария, метров двести, но
солнце уже клонилось к закату, и она решила, что надо все же подняться и
идти побыстрее. Поднялась, осмотрелась. Вокруг никого не было.
Пошатываясь, Мария пошла к свекольному полю. Вечерело. Красноватое
солнце коснулось горизонта. За спиной Марии затрещали сухие стебли
кукурузы. Она испуганно оглянулась. К ней медленно шли четыре коровы.
Впереди коров бежала большая серая собака. Мария узнала собаку. Это был
злющий цепной кобель хуторского чабана деда Герасима. Деда с бабкой
немцы угнали вместе со всеми хуторянами, а кобель, когда начался пожар,