"Павло Загребельный. Разгон" - читать интересную книгу автора

колючей проволокой, и, может, дадут теплой баланды. Но до вечера еще была
целая вечность, хотя сам день был тоже черный, как вечер, дождь лил и лил,
мороз схватывал дождевые потоки, мертво шуршали обледеневшие бумажные мешки
на пленных, тускло блестело все вокруг, омертвевшее, холодное, скользкое,
омерзительное.
Профессор, Капитан и Малыш были вместе, молча возились между разбитыми
вагонами, не сговариваясь, держались поближе к тому участку путей, в который
упиралась улица пригородного поселка, иногда поглядывали туда, видели тихие
белые домики, покрытые тонким слоем льда так же, как и все вокруг, но там
был еще стеклянный блеск оконных стекол, там пробивался откуда-то пахучий
дым из труб, оттуда долетала до них чужая жизнь с ее теплом, уютом, всем
тем, о чем они давно забыли, а если и вспоминали иногда, то уже не верили,
что изведают ее когда-нибудь. "Как трава - жизнь людей, как твое дыхание, о
господи!" Они не хотели быть травой. Пока в тебе бьется мысль, ты человек -
и таким пребудь вовеки! Так учил их Профессор. Повторял каждый день -
неутомимо и угрожающе. Малыш поклялся в душе, что, если останется в живых,
вынесет из этого потустороннего мира величайшее уважение и любовь к мысли,
когда же будет умирать, то и тогда пусть взовьется его мысль! Крылья еще
малы, но все равно. Его поражала в самое сердце равнодушная жестокость
войны. Война не выбирала. Наносила удары с завязанными глазами. Гибли
лучшие, умнейшие, тут не было разделения на обыкновенных и исключительных,
имело значение лишь то, кто живой, а кто мертвый, кому приходилось умирать.
Малышу хотелось жить, хотелось уцелеть, но если бы надо было умереть за
Профессора, он бы с радостью согласился, потому что в Профессоре спасал бы
от смерти также и собственную мысль.
Между тем он с самого утра молил неустанно: "Прилетите! Разбомбите!"
Человек не всегда может обойтись без помощи. Иногда нужна даже и не помощь,
а толчок, случай, зацепка. Следует ли обвинять тех, кто ждет такого случая,
особенно когда люди лишены всего, кроме собственной воли и мысли? Малыш хоть
и был моложе своих товарищей, превосходил их своим фронтовым опытом.
Профессор любил повторять слова Паскаля: "Природа является бесконечно
поражающим шаром, центр которого везде, а окружность - нигде". Профессор
много знал, за ним стояли целые века человеческой культуры, зато Малыш
чувствовал в себе право трактовать ту культуру так или иначе. Паскалевский
шар был для него прежде всего не признаком бесконечности мира, а указанием
на то, что каждый всегда так или иначе оказывается в данный момент в центре
той беспредельной вселенной, но только тогда, когда этот каждый - боец и
сумеет доказать право на пребывание в центре. Три года на фронте, три года в
беспрерывных боях, три года жестокости, смертей, героизма научили Карналя,
что у бойца должна быть цель не только внешняя, но также и внутренняя. Для
ее определения употребляемо слово "осознанная", но для Карналя в том слове
было что-то оскорбительное. Ибо если только осознанная, то не твоя, чужая.
Осознавать - значит быть только свидетелем событий, поступков, подвигов,
истории, а сражение с фашизмом требовало от каждого хотя бы на краткое
мгновение оказаться в самом центре мира, взять на себя все его надежды и
трагедии, быть не только свидетелем, а бойцом. И когда Малыш мысленно давал
себе слово умереть в случае необходимости за Профессора, это были не пустые
слова, а убеждение, что иначе поступить не может и не смеет. Он видел
слишком много смертей, чтобы не знать, что со смертью еще не все кончается
для человека. Боец умирает, но победа уже летит ему навстречу, она живет,