"Павло Загребельный. Разгон" - читать интересную книгу автора

в которой очутился весь немецкий народ. Диктаторы всегда ставят народы в
безысходность, а потом требуют жертв и конечно же рабской покорности. Гибель
за неведомые, но непременно высокие идеалы относится к наивысшим
добродетелям, и вот те, кто сидел где-то во мраке подземелья, имели
прекрасную возможность выказать преданность и покорность судьбе. Спасать их
было некому. К глиняной горе пригнали несколько десятков польских пленных,
истощенных до предела итальянских солдат, недавних союзников, а теперь
врагов, брошена была и каторжная офицерская команда советских пленных.
Этих людей должны были объединить общие усилия - объединяла ненависть.
Они ненавидели стражу, всех тех безымянных, списанных с фронта из-за ранений
эсэсманов, которых заключенные щедро наделяли язвительными прозвищами:
Лунатик, Гитлер, Боксер, Пес, Паралитик. Мстительное чувство ненависти
невольно распространялось и на тех, кто сидел в недрах горы: ну, гады,
попались, вот бы к вам и всех тех, кто на воле... Не думалось, что там дети
и женщины, - "замурованные" для чуть живых узников были прежде всего
врагами, бестелесной и безликой массой, достойной лишь проклятий и чувства
мести. Ибо разве же не они повторяли стишок из хрестоматии: "Возьмем на себя
все невзгоды войны: ночь, и огонь, и нужду, и жестокую смерть, когда велит
судьба..." И разве не они требовали свободы и хлеба лишь для себя? Почему
свобода только для них и хлеб только для них? Где другие? И можно ли
когда-нибудь накормить ненасытных, которые думают о хлебе, забыв о чистой
совести?
Поляки работали молча. Делали вид, что работают. Итальянцы подбадривали
себя восклицаниями "Лаборандо! Престо!", но шевелились довольно вяло - не
было сил. Команда, в которой находился Карналь, саботировала почти
откровенно. За ними давно укрепилась слава саботажников, не боялись уже
ничего, каждый уже заглянул за край жизни, открылись глазам все глубины
небытия, смерть ходила возле на расстоянии вытянутой руки, жалкая
непрочность исчерпанного до предела тела, позорная зависимость от слепого
случая, от прихоти вооруженного стража - все это научило их полагаться лишь
на силу духа, на собственную твердость и непоколебимость. Такими были всюду,
этим держались до самой смерти и даже после смерти.
Карналю повезло в несчастье, когда он оказался среди этих людей.
Собранные из многих концлагерей, безнадежные штрафники, случайно уцелевшие,
уже наперед внесенные в реестры смерти, эти люди поражали даже эсэсовцев,
перекалеченных на Восточном фронте и приставленных к советским пленным,
чтобы могли удовлетворить свою жажду мести, ибо для таких мстить никогда не
поздно. Невозможно было себе представить более сдруженных людей, чем вся эта
штрафная команда, но она еще делилась на маленькие ячейки, в которых люди
сходились совсем тесно, объединялись неожиданными симпатиями, восхищением,
уважением.
Карналя из-за того, что был самый молодой, все звали Малышом, его
ближайшими друзьями были Профессор и Капитан. Собственно, Профессор Георгий
Игнатьевич в мирной жизни был доцентом, преподавал в Одесском университете
математику, Капитан Гайли действительно имел такое звание в армии, до войны
же работал главным зоотехником конезавода в Туркмении. Профессор - это
воплощение ума, Капитан - красоты, ловкости маленького мускулистого тела,
неукротимой жажды воли, пылкого темперамента сына пустыни, а что мог
добавить к их достоинствам Карналь? Был Малыш - и этим сказано все. О нем
должны были заботиться, опекать его, помогать ему, защищать его, учить. На