"Павло Загребельный. Разгон" - читать интересную книгу автора

собственного бессилия. Жалкая месть жалкими средствами. Кто ты такая, чтобы
судить? И вообще - зачем ты? С одинаковой легкостью пишешь о самодеятельных
концертах, о превращении Киева в образцовый город, о новом спектакле в
оперном театре, о сооружении нового жилищного массива Виноградарь и о
ветеранах войны. А задумывалась ли ты, когда была война? Для тебя это нечто
совсем нереальное. Невозможно даже вообразить. Расстояние чуть ли не такое,
как до Пелопоннесской или Пунических войн. Когда, была Третья Пуническая
война? И когда Ганнибал впервые пустил на римлян своих слонов? А когда
впервые "заиграла" наша "катюша"? И кто подбил первого "тигра"? Не знаешь
или же не хочешь знать? А ведь вокруг еще полно людей, которые пережили
войну и помнят каждый день из тех полутора тысяч дней. Отец твой начинал
войну лейтенантом, закончил полковником, ты родилась уже как полковничья
дочка, детство твое прошло среди людей, которые научились на войне стоять
плечом к плечу, никогда не знать одиночества...
Она тоже этому училась, а потом забыла, растеряла все найденное,
осталась только память об отце, да и не память, а сплошная боль, которой она
боялась все больше, но избавиться от которой, чувствовала это отчетливо, уже
никогда не сможет. Если бы она встретилась с Карналем, она бы, наверное,
сумела рассказать о своей причастности к людям войны и, следовательно, о
своем праве на их воспоминания. Ибо журналист тоже обязан так или иначе
завоевывать право. То ли способностями своими, то ли общностью своей судьбы
с людьми, о которых пишет, а то и просто настырностью, к которой приходится
порой прибегать. Она не могла быть настырной, да и не хотела. Академик
Карналь ее не интересует. Теперь она вспоминала свою неудачу в приемной
Карналя безгневно, почти весело. Вела себя как глупая девчонка. Ехала,
переживала. А между тем следовало попросту позвонить по телефону и узнать,
сможет ли Карналь принять ее. Или пусть бы позвонил сам редактор. Для
солидности и для соблюдения уровня. Потому что когда ты живешь в столице, то
на каждом шагу приходится заботиться о соблюдении странной категории,
определяемой таким знакомым и в то же время непостижимым словом "уровень".
Анастасия на мгновение остановилась, чтобы решить, куда идти: в
редакцию или есть мороженое. Мороженое показалось привлекательнее.


2

Алексей Кириллович относился к той категории людей, которые изо всех
сил стараются подчеркнуть свою незаметность. Вот он стоит перед тобой, а в
то же время его словно бы здесь и нет. Как в песне поется: "Ой був та й
нема, тай поїхав до млина". Одна нога тут, другая там, одно ухо к тебе, а
другое - еще куда-то, глаза уставились на тебя, а уже где-то высматривают
что-то свое - вечная раздвоенность, расколотость, распятость на всех ветрах
и сквозняках. Таков Алексей Кириллович. Голос у него тихий, такой, что и не
поймешь сразу, хочет он тебе что-то сказать или просто шепчет сам себе,
какое-то чревовещание, на лице не дрогнет ни единый мускул, в глазах
никакого выражения, в самом голосе навеки утрачены все интонации. Машинная
речь?
Алексей Кириллович принадлежал к той распространенной разновидности
людей, которые называются помощниками. Должность, видимо, нужная, но в то же
время иной раз и смешная. К примеру, что должен делать помощник академика?