"Хозяин Океана" - читать интересную книгу автора (Макдуф Алекс)

Глава X

Вельбер мчался по ручью со скоростью, какой позавидовали бы экипажи самых быстрых лодок зингарского военного флота, но Арриго казалось, что приречные камыши отступали назад убийственно медленно.

Пока все обстояло как нельзя лучше, и красные скалы пусть небыстро, но все же приближались. Арриго никогда не боялся врагов, но расставаться с жизнью ему отнюдь не хотелось. А густой, перевитый лианами лес с необычными деревьями, степь с высоченной — чуть ли не в два человеческих роста — травой для Зингары были сказочной страной. Зингарцы привыкли к невысоким холмам с бурой коротенькой травой или к апельсиновым рощам и виноградникам, к песку и скалам над белой линией пенистого прибоя, Пограничные горы и леса оставались почти необитаемы, а потому являлись крайне непривычным и неуютным ландшафтом, тем более для моряков или жителей столицы.

Арриго, искусно скрывая свои сомнения, внешне уверенно вел к цели первый вельбер, сидя на руле. Длинный и — на первый взгляд — тощий и даже тщедушный Мегисту греб с естественностью и неутомимостью рыбы, шевеля веслами, будто плавниками. Увлеченные упругим ритмом, заданным кушитом, пришли в себя и молодые — Родригесы и принц Конти. Сейчас им некогда было отвлекаться на посторонние мысли, ибо от их же собственной четкой работы зависело их спасение.

Во втором вельбере боцман Серхио вел себя столь же невозмутимо, но спокойствие его было неподдельным. За годы пиратства и морской службы боцману столько раз грозили смертью и волны, и ножи, что пиктские стрелы представлялись ничуть не более позорной или страшной кончиной. К тому же боцман ныне не отвечал за исход экспедиции — его вели сначала Конан Киммериец, потом Арриго, и если бы боцман Серхио нашел нужным поступить по-своему, он был вправе это сделать, а если бы они все вместе попали впросак, он мог легко свалить вину на проводников. Того же мнения придерживались и матросы с «Полночной звезды», так что, если бы Арриго мог читать их мысли, он бы не волновался за тыл.

Степь кончилась так же неожиданно, как и все, что происходило в этот день. Красные скалы взметнули гранитную стену почти вертикально вверх на двадцать локтей. Обрыв был гладко отшлифован дождями и дувшими с океана ветрами. Даже малой узенькой стежки не вилось над водой. Ручей вырывался в долину меж двух островерхих каменных рогов, стоявших словно бы на страже этого маленького скального мира, эмиссара дальних гор, посланного в сердце равнины.

Ручей тек в довольно узком ущелье, сразу за ограничивающими его столбами делавшем поворот. Арриго напоследок оглянулся — убедиться, не наблюдает ли кто за тем, как они скрываются от погони, но, никого не узрев, решительно направил свой челн в отверстые врата каменного мира.

Мигом смолкли все звуки, присущие жаркому майскому дню бьющей жизнью природы. Солнечные лучи не достигали дна ущелья, и на воде здесь лежала вечная тень. Лишь еле различимый шелест воды по камням и гальке да тихий плеск весел нарушали первозданную тишь, отдаваясь в скальном коридоре негромким, но долгим таинственным эхом. Поток, как видно, делал внутри скал еще не один поворот и, возможно, разделялся на несколько рукавов. Течение сделалось более медленным, и Арриго, едва выход скрылся за мощным гранитным телом скалы, приказал сбросить скорость и двигаться, лишь на малую толику превосходя сопротивление струй.

— А если… — Родригес-старший явно не рассчитал громкость, и слова эти многократно отозвались в лабиринте протоков змеящимся зловещим эхом

Отражаясь от голого камня звук потерял мягкость и округлость, сделавшись проникающим, богатым металлическими отзвуками, присущими лишенному растительности пространству. Эхо от разных скал, далеких и близких, перемешивалось, уходило вперед и возвращалось обратно, снова сплетаясь с метавшимся от правой стены к левой. Все как зачарованные слушали этот дикий хоровод звуков, дожидаясь, пока наконец последний шепот замрет где-то в сердце теснин.

— А если… — опять заговорил Родригес, на сей раз произнеся эти слова приглушенно и благоговейно прислушиваясь. Скалы покровительственно промолчали.

— А если, — в третий раз, уже уверенно, начал молодой зингарец, — эти стены так и протянутся до самого выхода, и нам будет негде пристать?

— Значит, будем стоять тут до сумерек и тихо шевелить веслами. Течение здесь не самое сильное на свете, — сердито отвечал ему Арриго. — Меня беспокоит теперь иное: уж слишком хитрое здесь эхо, да и само место не совсем обычное. Не устроили бы пикты и здесь какого-нибудь капища.

— В Куше много таких мест, — неожиданно подал голос Мегисту. Все ждали продолжения, но кушит опять замолчал.

— И что? — непонимающе спросил его Арриго. В ответ Мегисту столь же непонимающе посмотрел на военачальника.

— Ничего. Просто я хотел сказать, что это не так необычно, как может показаться. И совсем не обязательно, что серые люди почитают здесь своих богов. И что, если мы еще не видели подъема наверх, то это не значит, что его не будет и дальше.

— Благодарю тебя, — усмехнулся Арриго. — Я надеюсь, что твои слова сбудутся.

Так или иначе, но после замечания Мегисту налет загадочности исчез, и скалы стали тем, чем они и были — обыкновенным нагромождением камня, только очень большим.

Ущелье шириной в восемь локтей уходило все дальше вглубь скал, медленно выгибаясь вправо. Вскоре лодки достигли места, где ручей разделялся. Протоки были совершенно одинаковы, и Арриго испытывал некоторые затруднения в принятии решения.

Мегисту, а куда повернули бы у вас, в Куше: направо или налево? — обратился он к темнокожему гребцу.

— Налево, — уверенно отвечал тот, мельком взглянув куда-то наверх.

— Это почему, Мегисту? — полюбопытствовал Принц Конти.

Кушит улыбнулся, в ярко-голубых глазах его блеснула хитринка. Видимо, настойчивость принца в овладении мастерством плетения тростниковых циновок вызвала расположение к нему у бывалого матроса. Там на скалах наверху есть следы птичьего помета. Значит, наверно, и гнезда есть. Значит, наверно, и скала выщерблена, и можно причалить. Может быть. У нас в Куше думают так, — объясни Мегисту.

— А-га-а, — протянул со значением Арриго. — Плывем налево.

Мегисту угадал. За излучиной на высоте локтей десяти начинались тянувшиеся по стене карнизы, где налет птичьего помета скапливался годами. Правда, самих обитателей этих карнизов видно не было.

— А где же птицы? Почему они ушли отсюда? — не понял Родригес-младший.

Они не ушли, — опять взялся объяснять Мегисту. — Солнце не с той стороны. Когда оно заглянет с полуденного заката, карнизы станут освещены, и птицы вернутся. Здесь гнездятся морские птицы, а они сейчас все на океане — ловят рыбу.

Пониже птичьих карнизов располагался широкий уступ, насколько об этом можно было судить по взгляду с воды. До него оставалось локтей пять. Пять локтей отвесной стены без единой трещины, за которую мог бы уцепиться верхолаз.

— Обидно, — молвил Арриго, с вожделением глядя на стену. — Но посмотрим, однако, что будет дальше.

А дальше поток опять разветвился, а потом опять… через некоторое время все уже забыли, в каком месте и куда они сворачивали. Никаких сомнений в том, что они не заблудятся, ни у кого не возникало: вода пока что не умела течь снизу вверх, даже если дело происходило в стране пиктов. Уступ, за которым они упорно следовали, все никак не желал спускаться к воде, привлекая всеобщее внимание. Скорее всего, там не было ничего, кроме камня и, в лучшем случае, мха, но любопытство первооткрывателей не давало никому покоя, и прежде всего молодым. Принцу Конти, очевидно, не терпелось, чтобы хоть какой-то клочок земли нарекли в его честь. Ведь повезло же троим его братьям — даже третьему по старшинству, Тирренцию, чье имя носила группа бесплодных рифов в ста лигах мористее Побережья. Немудрено, что уступ дразнил воображение принца, явно жаждавшего обнаружить там нечто необыкновенное.

Наконец природа смилостивилась над пловцами: уступ опустился вниз на одну ступеньку, очутившись в четырех локтях над ручьем, а нерушимый гранит исказили-таки морщины трещин. Конти, ни слова не говоря, так умоляюще взглянул на Арриго, что суровый зингарский полководец попустил желанию королевского отпрыска, имея в виду полезность оного и шага в свете развития дальнейших отношений с короной Мессантии. Увы, аквилонский лев, покуда на престоле Конан, от своего не отступится: договор подписать придется, а будущее… будущее туманно, но бесспорно, что оно за молодежью, и за принцем Конти в числе прочих. К тому же основной обрыв, поднимавшийся здесь еще выше, чем скалы у входа, в этом месте отдалялся от воды, сиречь уступ становился шире.

— Стойте, демоны вас побери! — скомандовал Арриго. — Кто сможет взобраться? — Он кивнул в сторону подъема.

— Позвольте… — Конти уже готов был вскочить но голос Серхио обескуражил пылко: — Этого никто не сделает лучше Деггу, — сказал боцман, и все, включая Арриго, тут же согласились с ним.

Во второй раз за день Деггу пришлось демонстрировать свои умения, и он во второй раз проделал все с блеском и не без удовольствия. Сочетавшее гибкость леопарда и силу медведя тело Деггу само собой совершало мягкие и точно рассчитанные движения. Деггу разделся до пояса, и бугристые мускулы спины под черной и блестящей, как полированное черное дерево, кожей вызывали у всех прочих одиннадцати мужчин, оставшихся сидеть в вельберах, законное чувство зависти и невольного восхищения. Вскоре Деггу уже стоял наверху, озирая открывшуюся ему оттуда картину.

— Ну что там, Деггу? — испытующе вопросил Арриго, задрав голову.

— Здесь есть какие-то кусты. И маленькая пещера. Больше ничего, — констатировал увиденное матрос.

— Довольно, — удовлетворенно заявил Арриго. — Раз есть дерево, можно развести костер. Мы поднимемся.

Люди облегченно вздохнули: давно уже хотелось перевести дух, сбросить неистовое напряжение этого долгого дня и некоторое время не предпринимать ничего, хотя бы до темноты. А уж после отправиться в те края, где не бывал еще ни один хайбориец.

— Ну что, кто сумеет так же? — подзадорил своих молодцов Серхио.

Принц Конти уже было отнес сей призыв на свой счет, как флегматичный Мегисту без единого звука, ловко уцепившись рукой за нижнюю трещину, рванулся вверх и мигом оказался на стене, прилипнув к ней как паук. Он и действительно напоминал огромного черного паука с тонкими лапками, какие водились в джунглях Черных Королевств и почитались за священных. Без видимых усилий кушит вскарабкался на уступ и встал рядом с Деггу.

— Попробуйте, месьор принц, это вовсе не трудно, — произнес он оттуда, не смущаясь тем, что подобная распорядительность может не понравиться Арриго.

Уставший ждать, пока ему удастся проявить себя, Конти впился пальцами в ту же трещину, с которой начинал восхождение Мегисту, потом осторожно нащупал ногой опору в виде небольшого выступа, подтянулся… и довольно резво полез вверх, иногда ненадолго останавливаясь для определения следующего шага.

А военачальник и не думал возражать: пусть принц потешится, это прибавит ему уверенности, Насколько он знал пущу, в предстоящем походе только безграничная до наглости вера в собственные силы могла позволить им добраться до цели.

Взобравшимся на уступ бросили концы, по которым все остальные смогли подняться к ним, а также втащить вельберы. Теперь, если бы пикты вздумали поплыть вслед за скрывшимися в скалах хайборийцами на своих каноэ, они не нашли бы никаких следов и долго недоумевали бы, куда подевались преследуемые. Уступ оказался достаточно широким, чтобы спрятать всех от взора наблюдателя, находящегося на воде.

Уступ представлял собой почти квадратную площадку пятнадцать на пятнадцать локтей. Влево и вправо вдоль обрыва вилась тропа шириной в локоть. У стены, в том месте, куда попадали солнечные лучи, ютились невысокие; но достаточно густые кусты, цеплявшиеся за малейшие трещинки, стараясь подняться вверх по скале к небу и свету, но получалось это плохо. Обрыв уходил к облакам гладкой вертикальной поверхностью.

Арриго и его спутников кустарник интересовал в ином, совершенно практическом аспекте. Оценив имеющиеся запасы, военачальник пришел к утешительному выводу: для небольшого костра дров должно было хватить на всю ночь, о чем он немедленно всех оповестил.

— Только что мы будем готовить на этом костре? — немедленно опомнился он.

— Это очень просто — успокоил его Серхио. — Деггу сумеет найти дорогу наверх и принесет оттуда птичьих яиц, а то, что мы плаваем на королевском флагмане, не значит, что мы разучились ловить рыбу.

Матросы из Зингары и Аргоса уже соорудили нечто вроде удочек из веток и веревок и теперь стояли над медленно текущей темной водой, внимательно следя, не дернется ли, не уйдет ли в глубину изготовленный из палочки поплавок. Через некоторое время выяснилось, что рыба в священной реке есть.

Мегисту вместе с Родригесами занимался тем, что с помощью длинного морского ножа рубил жесткие упрямые ветки кустарника, приближаясь ко входу в небольшой грот, где и собирались устроить очаг. Войти в грот мешали те же кусты, столь густые и так тесно переплетенные друг с другом, что продраться сквозь их колючее сборище без вреда мог разве только тургарт.

Наконец работа была завершена, и Мегисту вступил под низкий гранитный потолок, который кушит едва не задевал макушкой. Грот имел сферический куполообразный свод, опирающийся на невысокий цоколь.

В отличие от иных Черных Королевств, в Куше было много каменных строений, особенно славился ими Мероэ, столица государства, и работа строителя и каменотеса была известна Мегисту не понаслышке. Он не мог не увидеть, что стены грота несут на себе следы обработки человеческой рукой.

В глубине грота, там, где купол соединялся с цоколем, покоилась внушительных размеров отполированная плита из серого гранита. Это само по себе было необычно: гранит вокруг встречался только красный, и сомнительно, чтобы природа допустила такую нелепость, окрасив обломок камня в серый цвет и поместив его среди таких же обломков, но красного цвета. Значит, камень сюда принесли. Но зачем? Приносить жертвы? Нет, навряд ли. Ни следов крови, ни истлевших костей, ни опалин от факелов и костра на полу и стенах грота не осталось. По всей видимости, камень служил кому-то знаком! Но кому и когда? Ведь пещера не посещалась, судя по всему, очень давно.

Высокому Мегисту пришлось нагнуться, а потом присесть на корточки, чтобы подобраться к плите вплотную. Свет проникал сюда с трудом, и увидеть, начертано ли что-нибудь осмысленное на камне, или это просто сетка трещин, было невозможно. Кушит опустил на плиту ладонь и принялся ощупывать гладкую его поверхность. Гранит был холоден, как… Мегисту не знал, с чем сравнить такую хладность, ибо никогда не видел ни снега, ни льда. Плита была густо покрыта рельефом, который могли оставить лишь зубило и резец, но чем он являлся — письменами, орнаментом, рисунком?

— Огня! — выкрикнул Мегисту. — Здесь нечто занятное!

В рамке проема появился Серхио, заслонив и без того скудный свет, что попадал на серый камень.

— Что здесь, Мегисту? — вопросил боцман. — Что ты трубишь, как морской слон на случке? Клад нашел, что ли? Тогда делись!

Мысль о кладе показалась кушиту весьма и весьма здравой.

— Серхио, здесь камень с рисунком. Может быть, под ним есть и клад!

— А что нарисовано? — нагибаясь и стараясь подобраться поближе, поинтересовался Серхио.

— Я же говорю, огонь нужен. Так не видно! А если такой здоровяк, как ты, загораживает солнце, то и подавно! — огрызнулся Мегисту.

— Ладно, сейчас, — беззлобно проворчал боцман. — Эй, Фулвио! Возьми ветку и зажги ее! Тут надо посветить!

Аргосец нехотя оставил удочку, передав ее товарищу, выбрал ветку подлиннее и посуше, сунул ее в уже зажженный костер, подождал, пока разгорится, и вошел в грот.

— Сюда свети, — ткнул Серхио пальцем в спину склонившегося над камнем кушита.

— Да не сюда, отродье Нергала! — возопил обычно вежливый Мегисту. — Выше подними! — Фулвио в точности выполнил приказ боцмана и поднес ветку к самой спине кушита и больно ожег Мегисту.

— А-а! — Аргосец наконец-то понял, зачем боцману понадобился светоч среди белого дня. — Буквы какие-то… Жаль, читать не умею. А это что за каракатица? — поинтересовался он, указывая на довольно странный рисунок, представлявший собой переплетение прихотливо изгибающихся линий.

— Ты болван и пьяница, Фулвио! Это похоже на портулан, где капитан прокладывает курс, — назидательно изрек Серхио. — Столько лет болтаешься по морям, а не знаешь! А вот читать я и сам не умею. Мегисту, ты ведь митраист, ты должен уметь читать!

— Я умею, только знаков этого языка я не знаю, — досадливо отозвался кушит.

— А разве бывают еще какие-то другие буквы? — изумился Фулвио.

— Конечно бывают, — пожал плечами Мегисту.

— Вот это да! — поразился аргосец. Сообщенное Мегисту стало для него откровением. — Тогда плохо, что нет того обходительного месьора с черной бородой. Без него тут не разобраться.

— Это тот, который из Тарантии? С луком? — догадался Серхио. — Да он же аквилонец! Ему только скажи, он обведет тебя вокруг пальца и все загребет себе. Нет уж, лучше мы сами отвалим этот камень и посмотрим, что под ним. А потом уж скажем Арриго и прочим… Может быть, — уточнил он. — Зови наших, и пусть возьмут что-нибудь такое… — приказал он Фулвио, изображая, что действует рычагом.

Оставив факел ему, Фулвио потопал прочь. Снаружи послышалась его разудалая речь:

— Гей, акулий помет! Какого-то морского демона вы понадобились боцману, притом все и с заступами, ну, или чем-нибудь вроде заступов…

— Идиот, — флегматично отметил Серхио. — Сейчас явится Арриго в панцире и с мечом. Одна надежда, что и он ни слова здесь не поймет.

Но Арриго ушел по уступу вперед вместе с Деггу обозревать местные красоты и ничего не услышал.

— Весло, пожалуй, сойдет, — раздумчиво произнес Алфонсо из Зингары, обладатель аристократических тонких усов и косматой, как у самого отъявленного дикаря из Черных Королевств, шевелюры. — К тому же Мархелло оно уже не понадобится.

Мархелло звали того самого единственного несчастливца, сраженного пиктской стрелой.

Вооруженные кто веслом, кто мечом — у кого меч был покрепче, — матросы столпились вокруг Мегисту и Серхио.

— Видите? — возгласил боцман. — Это камень.

— То, что это камень, бесспорно так же, как и то, что ты отрыжка морского ежа, Серхио, — отозвался самый опытный из бывших здесь членов экипажа «Полночной звезды» — невысокий крепыш Донато из Мерано. Ему было уже далеко за сорок и он носил, не снимая, нордхеймскую шапочку, скрывая под ней лысину. К слову, шапочка из оленьего меха надежно защищала от холода, дождя и жары, и те, кто поначалу посмеивался над Донато, теперь завидовали ему.

— Вы ничего не поняли болваны, — не обиделся Серхио. — Как, впрочем, и всегда. На камне всякие знаки. А раз так, то под камнем может быть клад — это всякому известно.

— Ага. Или куча дерьма, — скептически заметил Донато, но было ясно, что и он заинтересовался увиденным. — А ну, ребята, давайте за работу. Ты, Бруно, заходи слева. Мархо, ты — справа. Так. Мегисту, ты нашел эту погань? Тогда молись своему Митре, чтобы он тебя не облапошил. Я с Фулвио встану спереди. Остальные помогайте, кто чем может.

Подсунув весла и мечи под плиту, матросы по команде Серхио привычно дружно нажали на то, что заменило им рычаги. Но тщетно, Плита даже не шелохнулась, только весло скрипнуло предупреждающе и с треском сломалось в сильных руках загорелого здоровяка Бруно, бывшего рыбака.

Обломок весла, вырвавшись из цепких пальцев Бруно, угодил Донато прямо в лоб. Лоб остался цел, но шишка вышла размером с туранскую золотую монету, да и сияла она не менее ярко, только купить на нее Донато не мог и капли воды.

— Бросай, ребята, — остановил всех уроженец Мерано, не поскупившись на приличествующие случаю крепкие выражения. — Серхио, это просто плита, и под ней нет ничего, кроме этого красного гранита. Но значки занятные. Я знавал немало сумасшедших, которые бегали по тавернам Кордавы или Мессантии с пергаментами, на которых было нацарапано нечто подобное. Почти никого из них я больше никогда не видел, но трое или четверо добрались до того гиблого места, о котором говорилось в свитке, и вернулись такими же сумасшедшими, но уже богатыми.

— И что ты посоветуешь мне, недожеванная клешня ванахеймского краба? — поинтересовался Серхио.

— Сначала я укажу на то, что слышу это от непереваренного морской звездой моллюскового панциря. Никогда не слышал, как он говорит, но мозгов у него столько же, — возвратил комплимент Донато. — Я бы дождался кого-нибудь поумнее нас с тобой и поумнее Арриго. Он хоть и опытен, как старый нордхеймский морж, но в буквах смыслит едва ли больше, чем Мегисту, а в портуланах — меньше, чем Гонзало и Гвидо.

— И кого же ты намерен ждать, отпрыск каракатицы и морского конька? — продолжил обмен любезностями Серхио. — Бородача из Тарантии, который хитрее асгалунского пройдохи, или месьора твоей родной вонючей дыры, который ядовитее стигийской змеи?

— И того, и другого, лепешка кушитского крокодила, — ответствовал Донато. — А там увидим. Здесь мы не хозяева сами себе. Когда явится киммериец, ты это опять быстро почувствуешь. Только

— Я никогда не слышал, чтобы Конан обидел при дележе кого-то из своих. Ты понял, боцман? Из своих. — Донато по-особому выговорил последние слова.

— Понял тебя, слизь стигийской гадюки, — согласился Серхио. — В конце концов, Киммериец не хуже Гонзало, а сейчас выбирать не приходится. Гак, болваны?

Матросы прогудели что-то невразумительно-одобрительное. Гонзало они всего лишь уважали, а золото любили по-настоящему.

— Вот и прекрасно, мои непочтенные, — удовлетворенно молвил Донато. — И не стесняйтесь показать камень благородным, пусть потешатся. Глядишь, и к нам будут поменьше приставать со своими дурацкими приказами.

Надо сказать, что Донато и Серхио могли обмениваться подобными вежливостями очень долго и получали от сего процесса немалое удовольствие. Но стоило кому-либо постороннему вмешаться в их споры, как на него выливалось такое ведро словесных помоев, что отмыться было весьма затруднительно, а уж превзойти боцмана и марсового с «Полночной звезды» не удавалось покамест никому.

Некоторое время спустя возвратились Арриго и Деггу. Темнокожему крепышу удалось-таки залезть на обрыв и спустить Арриго вниз на веревке мешок, набитый яйцами. Потом Деггу продолжил восхождение, благо начавшиеся на достигнутой им высоте птичьи карнизы были достаточно широки для безопасного передвижения по ним и находились не слишком высоко друг над другом. На вершине не обнаружилось ничего замечательного. Кругом торчали скальные вершины, где острые, где плоские, без единого кустика. Мох, птичьи гнезда и лунки, в которых собиралась дождевая вода и плавали какие-то водяные жуки, — вот и все. На западе, за зеленым лесным окоемом, серебрился океан. На север и на юг тянулись бесконечные чащи. На востоке, куда лежал их путь, и вправду поднимались горы. Ручей, по которому они поднимались, петляя по пуще, появлялся то здесь, то там, сверкая под солнцем, забираясь все выше. При взгляде отсюда, с вершины, казалось, что до гор не столь уж далеко, как виделось с равнины. Деггу внимательно озирал открывшийся ему простор, отыскивая какие-нибудь приметы поселений, но лишь к югу, на изрядном расстоянии — лиг десять, не меньше — над лесом вился с трудом различимый дымок.

Когда Деггу спустился вниз и известил Арриго о своих наблюдениях, тот пришел в более доброе расположение духа и, воодушевившись, решил продолжить вылазку. Они проплутали по скальному лабиринту еще некоторое время, пока расширившееся и ставшее опять как прежде полноводным русло не вывело их к восточным воротам этой природной гранитной крепости. По другому берегу также вилась тропа, но пересекать ручей они не осмелились: во-первых, неизвестно было, не подкарауливают ли их снаружи пикты, а, во-вторых, имелась роскошная возможность заблудиться. Тем не менее путь наружу был найден, и пятеро отважных, оставшихся противостоять пиктской погоне, могли найти подопечных военачальника без особого труда.

На обратном пути они заметили то, что пропустили по дороге к воротам. На скале противоположного берега, в семи локтях над водой, красовался рисунок, выбитый на камне и заполненный белой краской. В круге, образованном двадцатью восемью наконечниками стрел, обращенными остриями в центр, плыл лунный серп в обрамлении звезд. Звезды образовывали нечто цельное, так как были соединены тонкими линиями, но ни Арриго, ни Деггу, хотя оба отлично знали звездное небо, не могли припомнить такого созвездия. Центр круга, еще пронзенного четырьмя диагональными спицами, занимало изображение костра о девяти языках пламени, поднимавшихся, змеясь, в форме пирамиды.

Деггу и военачальник и так, и этак прикидывали, как можно добраться до того места на скале, где высечен рисунок, но придумать ничего не смогли. Единственно оставалось предположить, что мастера спускали сверху в подвешенном на веревках помосте. Зачем пиктам понадобились эти изображения на скале, да и пикты ли сделали их? Ответить на эти вопросы не мог никто, кроме, пожалуй, Евсевия, ныне находившегося поблизости, но точно неизвестно где, и доставить ученого сей момент сюда не представлялось возможным. Да это было и неважно, поскольку и Арриго, и, тем паче, Деггу страшно проголодались. Мат-рисы под началом боцмана наверняка уже развели огонь, а под камнем их ждал надежно спрятанный от возможных посягательств хищных птиц или змей мешок с яйцами.

Каково же было их разочарование, когда по прибытии к тайнику они обнаружили, что кто-то откатил камень в сторону, и этот же загадочный кто-то уволок все яйца вместе с мешком.

На счастье, Арриго оказался запаслив, и у него нашелся еще один мешок, а Деггу не разучился лазить по скалам, и новый урожай был вскоре собран. На этот раз моряку пришлось преодолевать яростное сопротивление явившихся с промысла птиц. Крик стоял невообразимый, а перья летели так, будто наверху потрошили разом с десяток перин. Но Деггу превозмог в этой борьбе.

— Птицы встревожены, месьор. Надвигается ненастье, — сообщил он.

После они еще раз внимательно обследовали место происшествия в поисках следов неизвестного грабителя. Голый камень молчал, но, сделав несколько шагов по направлению к лагерю, Арриго, знавший толк в охоте, хотя и не обладавший талантами Полагмара, обнаружил на пробивавшемся здесь из узкой расщелины кусте несколько шерстинок. Тщательно собрав волоски и пристально их осмотрев, Арриго вынес вердикт тоном, не терпящим возражений:

— Волки.