"Николай Задонский. Последние годы Дениса Давыдова " - читать интересную книгу автора

- Так напиши государю, - посоветовал Вяземский. - Возможно, они без его
ведома приказ сочинили. Вспомни, как говорят французы: "Сильные мира сего
причиняют нам меньше страданий, чем их обезьяны..."
- Может быть, спорить не буду. Напишу, пожалуй, - согласился Давыдов. -
Да ведь письма-то через их руки проходят! Они хотя и невежды в делах
военных, а на интриги и подлости ума хватает! Бештимтзагеры чертовы!
Вяземский понимал: в словах Дениса много горькой правды. Штабные
господа могут, конечно, и письмо задержать и новую гадость придумать. Но
все-таки писать государю необходимо, иных надежд на возврат чина нет. Надо
лишь отвлечь Дениса от мрачных мыслей, ободрить, воздействовать на
чувствительность, которая порой заглушает v него доводы рассудка.
Вяземский взглянул на Дениса, улыбнулся:
- Расскажи-ка лучше, как этим штабным господам в Париже нос утерли...
Очень хорошо у тебя получается!
Денис сразу оживился, упрашивать себя не заставил:
- Да, брат, было дело... Собрались эти парадиры - педанты в
генеральских мундирах - на холме, наблюдают, как наша пехота в Париж
входит... Погода чудесная. Солнце. Музыка. Парижанки с цветами. Картина на
всю жизнь. Солдаты идут весело, с песнями, шагом широким, русским, а не
гусиным прусским. Шинели и ранцы в пыли, кивера прострелены, сапоги
стоптаны. И утомление на многих сказывается. Еще бы! Всю Европу с боями
прошли, непобедимого полководца победили... Ну, а парадирам не суть важна, а
внешность. Лупят на солдат глаза бараньи, перешептываются, морщатся. В это
время и подъехал к ним один из наших русских боевых генералов. Поздоровался,
спрашивает: "Что это вы невеселы, ваши превосходительства? Войска-то наши
как идут - смотреть любо!" Парадиров за живое задело. Вытянули шеи, как
гусаки, и залопотали: "Можно ли вздор такой говорить! Плохо войска идут.
Совсем устав забыли. Шеренги неровные. Одеты не по форме. Пряжки не чищены.
А шаг у солдат каков! Шаг каков! Заново учить шагу надо!" Посмотрел генерал
на педантов тупоумных, усмехнулся: "Смею, однако, заметить, ваши
превосходительства, это тот самый шаг, коим мы дошли до Парижа". Откозырял и
уехал.
Давыдов рассказывал мастерски. Тонкий, фистульный с хрипотцой голос
придавал оригинальность речи. Парадиров представлял он в лицах, воплощал в
себе. Каждая фраза произносилась с особой интонацией, сопровождалась
характерным жестом. Бездарные ревнители шагистики выглядели, словно живые.
Вяземский от души смеялся. Денис, чувствуя, что рассказ дошел в полной
мере, с довольным видом, по старой привычке, подкручивал усы. "Кажется,
отошел уже", - подумал Вяземский, давно приметивший в характере приятеля
склонность к быстрой смене настроений.
Разговор легко перешел на другие темы. Когда Вяземский рассказал о
вчерашней ссоре с женой, Давыдов, дружески расположенный к Вере Федоровне,
не удержался от упрека.
- Виноват ты, а не жена! Дал слово вчера вечером дома быть, так помни.
Я не знал, а то бы сам тебя к ней доставил... Она умная, славная, обижать
грех! Другая бы такого повесу, как ты, давно к рукам прибрала, а княгиня
тебя не стесняет, знает, что горбатого одна могила исправит... Поезжай,
проси прощенья, вези домой!
- Я и сам так хотел... Возок заложен. Может, и ты со мною?
- Нет, брат, в этих случаях третий лишний. Я, если разрешишь, вздремну