"Николай Задонский. Последние годы Дениса Давыдова " - читать интересную книгу автора

вчерашней сцены. - Ну, положим, я виноват перед ней, сам знаю, что виноват,
так выскажи все с глазу на глаз... Зачем же публичность? Неужели ей хочется,
чтоб весь город о нас судачил?"
Часы на камине мерно отбили десять. Вяземский поднялся, набросил на
себя полосатый шелковый халат, подошел к окну, поднял тяжелую штору и
невольно сощурился. День был морозный, ясный, ослепительный! Выпавший ночью
снег покрыл пушистым, серебристым ковром тихую улицу, с незапамятных времен
называемую Живодеркой.
Два года назад, когда Вяземский возвратился в опустошенную пожаром
Москву, уцелевший каким-то чудом деревянный одноэтажный дом, принадлежавший
отчиму его жены, находился среди груды развалин, почерневших печных остовов
и обгорелых пней. А теперь улица начала уже приобретать обычный вид. Десятки
деревянных и каменных домов радовали глаз свежестью красок, разнообразием
неприхотливой архитектуры. Дым из труб столбами поднимался в прозрачную
голубую высь. Но большая часть зданий стояла еще в лесах. Каменщики,
плотники, штукатуры работали не только днем, но и ночью, при свете смоляных
факелов и костров. Стучали, не затихая, топоры и молоты, визжали пилы. По
улице беспрерывно тянулись обозы, груженные кирпичом, камнем, лесом.
Мохноногие крестьянские лошаденки с впалыми боками тяжело дышали и
отфыркивались, от них валил пар. Бородатые возчики в армяках и тулупах шли,
помахивая кнутами, сбоку поддерживали сани на раскатах.
Вяземский несколько минут стоял у окна. Неподвижные черты строгого,
чуть скуластого лица его не изменились, но светлые, близорукие глаза
оживились веселым блеском. Москва, которую так любил он, быстро, на глазах,
отстраивалась, украшалась, хорошела. Мысли об этом были приятны, действовали
освежающе. Настроение заметно улучшилось.
"Поеду к Четвертинским и уговорю жену не дурить", - отходя от окна,
решил Вяземский. И, приказав заложить возок, стал поспешно одеваться. Но не
успел еще привести себя в порядок, как вошел камердинер, доложил:
- Его превосходительство Денис Васильевич...
Визит был неожиданный. Вчерашний вечер они провели вместе, ничего
недоговоренного между ними не оставалось. К тому же после попоек Денис спал
обычно до обеда.
- Проси сюда, - сказал Вяземский. - Впрочем, я сам...
Подвязывая на ходу галстук, он заторопился навстречу гостю, вошел в зал
и... остолбенел. Перед ним стоял Денис, но, боже мой, в каком виде! Вместо
отлично сшитого генеральского мундира, придававшего стройность фигуре,
штатский, нескладно сидевший костюм старинного фасона. Густые волосы на
голове всклокочены. Пышные гусарские усы - предмет особой его заботы -
против обыкновения не подкручены лихо вверх, а смешно топорщатся в разные
стороны. Все лицо посерело и будто осунулось. Одни лишь темно-карие, чуть
выпуклые глаза лихорадочно блестели.
- Что с тобой, Денис Васильевич? Что за маскарад? - не скрывая
удивления, воскликнул Вяземский.
Давыдов сделал шаг вперед и, задыхаясь от волнения, хриплым тонким
голосом произнес:
- Разжалован... я.
Вяземский растерялся:
- Как... разжалован? Шутишь, что ли?
Губы Дениса тронула желчная усмешка. Он достал из кармана бумагу,