"Виталий Забирко. За морями, за долами, за высокими горами..." - читать интересную книгу автора

опаленную скалу. Ущелье, где он приземлился, было светлым пятном среди скал
- постарались молния и дюзы корабля, - а туда, дальше, вокруг, простиралась
каменистая гряда. На востоке, прямо рядом, он, собственно, стоял на склоне,
начинались горы, невысокие, но молодые, как лесом поросшие - утыканные
скалами, и со снежными шапками. Он с силой тернул подошвой башмака по скале.
Треснул неяркий фиолетовый разряд.
- Растяпа, - сказал он. - Любой школьник знает, что перед посадкой
уравнивают потенциалы...
Биосферы по-прежнему не чувствовалось, только со стороны корабля веяло
больным теплом регенерирующих биосистем, да откуда-то из-за горы тоже вроде
бы просачивались крохи тепла, но это могло быть и просто дуновением ветра.
Не различишь, не поймешь.
- Ну, а теперь, - вслух сказал Родион, - не будем ждать, свесив ноги с
люка, как любит напутствовать перед стартом всех новичков Оболевский, когда
плавно покачивая ободками прямо перед вами шлепнется летающее блюдце,
подумает, задребезжим и, распавшись на составные части, выпустит из своего
чрева супружескую троицу сиревеньких псевдоразумных с благотворительными
намерениями...
Он оглянулся в последний раз на сплюснутый, осевший корабль, на
роботов-ремонтников, распростертых на солнце, оживающих и уже начинающих
перемигиваться, вскинул на спину рюкзак с широкими лямками-присосками и
начал восхождение.
- До самых снегов, - загадал он, и поскакал по камням быстрым
тренированным шагом. С камня на камень, тут короче, тут можно срезать, а
здесь просто прыгнуть, чтоб за эту щель руками, чтоб подтянуться и, снова
оттолкнувшись, сильно, ногами, перелететь на уступ, а с него дальше, нет, не
сюда, этот камень не выдержит, развалится, осыплется, а на этот, черный,
базальт с крапинками, а с него можно вот сюда и сильно качать, чтобы он
вниз, чтобы обвалом, с пылью, грохотом, а тут, наверное, и с молниями...
Через полтора часа Родион добежал до кромки снега, немного по нему,
сорвал рюкзак, тот отлетел куда-то в сторону и исчез, а сам облегченно, всем
своим разгоряченным телом, повалился в сугроб. Лицом вниз, затем повернулся
на спину. Пар огромными клубами вырвался из бешено работающих легких, в
груди клокотало, и он, приподнявшись на лопатках, заорал во всю глотку:
- Прек-рас-но! - и тут же наглухо захлопнул рот, Сейчас дышать только
носом, так надо, так лучше, дышать глубже и реже. Родион закрыл глаза и
почувствовал, что снег тает от его жаркого тела, топится как жир на
сковородке, а сам он погружается в сугроб все глубже и глубже. После него
тут останется ледяной полуслепок, след йети для местных сиревеньких
псевдоразумных. Если бы они тут жили... Он живо представил их: один, в
осьминожьей форме амебы, с редким венчиком прямых рыжих волос, с тремя
круглыми, выпуклыми, плавающими по всему телу глазами, метался вокруг ямы,
азартно замеряя ее быстро появляющимися и исчезающими ложноножками - вот
так, теперь вот так и еще вот так и так - и что-то лопотал, то
скорострельно, то протяжно, а остальные, отдуваясь, степенно стояли в
стороне, изредка кивая головами. Те, что стояли, сложив ложноножки на
кругленьких, оформившихся животиках с дырочками-пупиками, презрительно
фыркали и бормотали нечто скептическое, а остальные дрожали венчиками и
благоговейно лупали вытянувшимися на полтела глазами. Родион хотел было
подмигнуть мятущемуся псевдоразумному - привет честной компании! - открыл