"Игорь Забелин. "Кара-Сердар" (Научно-фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

подчеркнул профессиональные навыки писавшего.
"Буза" началась, когда мы попытались совместить образы. Как ни
переиначивал задания Березкин, как ни пытался он навести хроноскоп на
определенное решение, аппарат с удивительной принципиальностью отказывался
дать четкий ответ - "да" или "нет".
Вспыхивали на экране сцены, которые по прежнему опыту воспринимались нами
как сцены совмещения образов, но потом следовали сцены разлада,
переходящие в непрерывный поток мелкодрожащих зеленоватых линий, и надежды
наши рушились...
Хроноскоп оставил вопрос открытым. И конечно, он остался нерешенным для
нас.
Искусствоведам мы лишь в самых общих чертах поведали о нашей
рекогносцировке, сведя разговор к следам человеческой деятельности на
Каратау: мы показали им редкие и плохо сохранившиеся остатки селений,
тропинки, упирающиеся в скалы или странно повисающие над обрывами, контуры
водохранилищ и маленьких водоемов - хаузов, которые обычно устраивались
возле жилищ... Горы и сам Каратау, безусловно, таили немало загадочного,
но нас влекла одна тайна - скульптура эрсари.
Свою раскладушку я вновь поставил под той печальной ивой, под которой спал
в прошлом году перед путешествием в Египет; лучистые капли звезд
по-прежнему раскачивались в матово-черном небе и по-прежнему упрямо, на
одной ноте, звенели мангышлакские лягушки... Несколько прохладных вечерних
часов сняли дневную усталость, спать не хотелось, и мне стали
припоминаться подробности путешествия в Египет. Я уже упоминал о скалах,
похожих на "заготовки" для сфинксов, бегемотов... А однажды, поднявшись на
вершину у въезда в Долину Царей, я с удивлением обнаружил, что подобно
Гулливеру в царстве лилипутов шествую по фантастическому природному музею:
на крутых склонах лежали вынесенные из почвы на поверхность сливные
кремнистые конкреции. Выгоревшие до рыжего цвета, они на изломах были
матово-коричневыми, а следы выпавших, ранее случайно вмонтированных в них
деталей придавали конкрециям необычный вид. Я обнаружил в "музее"
миниатюрного - в мужскую ладонь, - но могучего по сложению быка с низко
опущенной головой, нашел там искусно вылепленного человека, увидел символы
египетских богов...
Неожиданное открытие взволновало меня так, что я стремительно примчался в
Долину Царей и заставил Березкина немедленно подвергнуть хроноскопии мои
находки.
Меня ждало жестокое разочарование: нет, в данном случае рука человека не
помогала природе, все это были естественные образования. Вспомнив все это,
я стал испытывать тревогу за завтрашний день и завидовал Березкину,
заснувшему, как только его голова коснулась подушки.
Утром мне даже не хотелось вставать. Шумел ручей, шумели деревья над
головой, гудели примусы. Было в их нестройном шуме что-то такое, что
поглощало все импульсы, исходившие из моего мозга и входившие в него. А
потом из шума выплыла притча, я вспомнил ее дословно: "Пришел Заяц к реке.
Река широкая, бурная. Течет прямо в море. Стал Заяц думать: плыть в море
или не плыть? Долго думал, к самой воде подошел. "Плыть или не плыть?"
Столкнул Заяц в воду бревно, сел на него и опять думает: "Плыть или не
плыть?" Волны подхватили бревно вместе с Зайцем, вынесли на середину, и
вот уже видно море. А Заяц все думает: "Может, не плыть?"