"Леонид Юзефович. Князь ветра ("Сыщик Путилин" #3)" - читать интересную книгу автора

жокейский афоризм стал последней записью Каменского. На что отважился он
незадолго до смерти?
Обыск был продолжен, но никаких результатов не дал, разве что в бюро
попался подозрительно припрятанный среди бумаг паспорт на имя некоего
Зайцева Алексея Афанасьевича. Засунув его в карман, Иван Дмитриевич
остановился перед этажеркой в углу. На ней восседал восточный идол из
посеребренной бронзы, широкоскулый, с точкой во лбу, со свисающими до плеч
мочками ушей и пустыми глазами, устремленными, казалось, поверх всего, что
существует на свете. Хотя Иван Дмитриевич учился на медные деньги, ему
хватило эрудиции понять, что это не кто иной, как Будда, бог Намсарай-гуна
из "Театра теней".
- Я могу объяснить значение слова "палладисты", - вызвался Мжельский. -
Это производное от слова "палладиум", - продолжал он, не замечая, что Ивану
Дмитриевичу не понравилась его инициатива. - Последнее в древности
обозначало охраняющую город вооруженную статую божества, чаще всего Афины
Паллады с копьем. В современных европейских языках за ним усвоилось значение
какой-то высшей святыни, обеспечивающей безопасность тех, кто ее чтит.
Например, Карамзин пишет: "Самодержавие - палладиум России". Палладисты,
соответственно, - страстные почитатели чего-то или кого-то, на чью защиту
они полагаются.
- Если вы все и так знаете, не стоит, может быть, продолжать? - спросил
Иван Дмитриевич. - Я вижу, вам неинтересно, раз вы меня перебиваете.
- Он больше не будет, - пообещал Сафронов таким тоном, словно уже убил
Мжельского и докладывает о расправе с негодяем, который замолчал навеки.
Где- то здесь или несколькими страницами раньше Сафронов поместил
очередную вырезку из газеты "Азия" за 1914 год.
Из записок Солодовникова
Столица Халха-Монголии, Урга, раскинулась в долине реки Толы, на другом
берегу которой вздымаются кряжи священной горы Богдо-ул. Этот последний
отрог Хэнтейской гряды является общенациональным палладиумом, среди прочего
защищающим город и от песчаных ветров из Гоби. Наряду с ним, но, разумеется,
не соперничая с его лесистой громадой, над Ургой царят три ориентира:
башнеобразный, с навершием в китайском стиле, храм Мижид Жанрайсиг, то есть
Авалокитешвары Великомилосердного, в монастыре Гандан-Тэгчинлин; Златоверхий
дворец Богдо-гэгэна Восьмого и обитый листовой медью купол Майдари-сум -
соборного храма в честь будды Майдари, чтимого в качестве грядущего мессии.
Вокруг лежит беспорядочное скопище юрт, изб, глиняных фанз, бревенчатых
зимников бурятского типа, больших и малых кумирен, субурганов и прочего. Все
это перемежается огородами местных китайцев, загонами для скота, дворами и
двориками. Воздух пропитан миазмами боен, улицы завалены навозом. Всюду
мелькают яркие одеяния лам и кипит торговля.
Столица Халхи представляет собой ни с чем не сравнимое и едва ли еще
где-нибудь в мире существующее соединение монастыря и торжища, кочевья и
богословской академии, современности и не просто средневековья, но самой
темной архаики, таинственно примиренной с учением о восьмичленном пути и
четырех благородных истинах. Европейцы называют этот город Ургой, но в
действительности он имеет множество более или менее равноправных имен и,
следовательно, по сути своей остаегся безымянным. Никакое единственное
сочетание звуков не исчерпывает скрытый в нем смысл и не привязывает его к
этой земле птиц и кочевников. Хотя Ургу почтительно именуют "Северной