"Леонид Юзефович. Князь ветра ("Сыщик Путилин" #3)" - читать интересную книгу автора

Лхасой", ее облик и характер это выражает немногим точнее, чем титул
"Северная Венеция" применительно к Санкт-Петербургу. Зато с Петербургом ее
объединяет не только их мнимая вторичность по отношению к настоящим Венеции
и Лхасе. Помимо того, что три первые буквы в слове "Урга" являются тремя
последними в слове "Петербург", эти две столицы роднит еще и странное
созвучие предсказанных им судеб. Как известно, Петербургу суждено "быть
пусту" и погрузиться на дно морское; точно так же есть пророчество, что и
Урга, поглощенная степью, когда-нибудь исчезнет с лица земли, не оставив
после себя ни одного из своих имен.

4

Горничная Наталья сидела в кухне, держа на коленях здоровенного кота с
порванным в чердачных баталиях ухом. Она оказалась девицей толковой, но
сказала не более того, что уже известно было от Будягина: после отъезда
барыни ходила на рынок, вернулась, нашла барина мертвым и побежала в
полицию.
- Кто у них бывал в последнее время? - Иван Дмитриевич решил для начала
очертить круг хотя бы семейных знакомств.
- На днях Иван Сергеевич заезжал. Петр Францевич с Еленой Карловной...
- Стоп! У Ивана Сергеевича как фамилия?
- Тургенев. Тоже писатель.
- А Петр Францевич? Елена Карловна?
- Это муж и жена Довгайло. Он профессор в университете, приятель
Николая Евгеньевича. У них квартира тут недалеко, в Караванной же. Чей дом,
не знаю, но внизу табачная лавка. На вывеске амуры сигарки курят.
- А Зайцев Алексей Афанасьевич не бывал?
- Про такого не слыхала.
- Ладно. Еще кто?
- Зиночка с мужем. Это его, - кивнула Наталья в сторону кабинета, -
племянница. Сирота, с четырнадцати лет при нем жила, а зимой вышла замуж за
студента. Фамилия - Рогов, живут на Кирочной, в номерах Миллера. Я за ними
соседскую горничную послала, должны скоро быть.
- Иван Дмитриевич! - заглядывая в кухню, позвал Гайпель. - Пойдемте-ка,
я вам кое-что покажу.
Прошли в конец коридора, там Гайпель указал на дверь, предупредив, что
заперто, смотреть нужно в замочную скважину. Иван Дмитриевич поворчал, но
послушался.
Комната была освещена солнцем, пылинки плясали в лучах. За их радужным
кордебалетом он не сразу разглядел у окна тонконогий столик, на каких ставят
кадки с пальмами, а на столике - человеческий череп со спиленным теменем.
Что это не муляж, доказывал застывший в носовом провале знакомый иероглиф,
чей смысл - презрение ко всему тому мягкому, теплому и, в сущности,
совершенно лишнему, что мешает проявиться истинным формам бытия.
- Открой, милая, - обратился Иван Дмитриевич к притихшей Наталье.
- Не могу, - заявила она. - Ключа нет.
- Кто же здесь убирает?
- Сама барыня. Это ее кабинет.
- И чем она занимается у себя в кабинете?
- На счетах считает.