"Зиновий Юрьев. Часы без пружины" - читать интересную книгу автора

"Ну-ка, еще раз", - подумал Николай Аникеевич и поднес к ча-
сам отвертку. Разбирать он их на этот раз и не думал, хоте-
лось лишь проверить, задержат они его руку или нет. Рука
прошла невидимый барьер свободно, и Николай Аникеевич поче-
му-то испугался. Но не тягостно, а легко, почти весело. И
боязно, оказывается, было с чудом, но напряженно, небуднич-
но, интересно, волнительно. И страшно стало, что обернется
чудо всетаки некой галлюцинацией, самообманом. Но ведь Вера-
то тоже пробовала, успокоил он сам себя. С детской нетерпе-
ливостью схватил он ключ, повернул и счастливо рассмеялся:
вертится, вертится.
Зачем-то пошел Николай Аникеевич в ванную, зажег свет и
долго рассматривал свое лицо в зеркале. Лицо как лицо. Ни
моложе, ни старше своих лет. Глаза умные, живые. Лицо интел-
лигентного часовщика. Или, скажем, профессора.
И вдруг совершенно неожиданно для себя высунул Николай
Аникеевич язык. Себе ли, судьбе, часам необыкновенным - кто
знает. Солидный, пятидесятипятилетний человек - и вдруг гри-
масы себе в зеркале строит. Николай Аникеевич хихикнул и
укоризненно покачал себе головой. Профессор. Тавтология. Од-
нако пора было ложиться, уже второй час пошел с этими воспо-
минаниями. Николай Аникеевич начал было надевать пижаму и
замер. А пропустили часы его руку с отверткой, наверное, по-
тому, что он и не собирался разбирать механизм. А до этого
собирался. И что это значит? А значит это, что часы знают о
его намерениях.
"Так, так, Николай Аникеевич, - сказал он себе, - давай,
давай. И в это ты уже веришь. Может, ты уже и летать умеешь?
Выйди на балкон, взмахни ручками и полетай немножко, подыши
свежим воздухом, дело хорошее". Он представил себе, как ле-
тает в пижаме, заглядывая в окна, и тихонечко засмеялся.
Как звали этого человечка, что жил на крыше? А, Карлсон.
- Ты чего? - сонным голосом спросила Вера и повернулась,
излучая тепло сонного женского тела.
- Спи, спи, не буду я летать, простудишься еще в пижаме,
а в пальто тяжело, - пробормотал Николай Аникеевич. И снова
краешек его сознания отметил непривычную для него игривость
и легкость мысли.
Гулко и мелодично пробили половину напольные часы в при-
хожей, тоньше и суше - английские каминные, которые закончил
накануне, и только потом тихонько зазвенел хрустальный коло-
кольчик новых часов.
С нежным этим хрусталем в ушах он и заснул.



4

Проснулся Николай Аникеевич рано и сразу скосил глаза на
золотую свою "Омегу", что лежала на ночном столике. Без пяти