"Зиновий Юрьев. Часы без пружины" - читать интересную книгу автора

Странно пахло от кресла, громко стучало сердце в благого-
вейной тишине темной квартиры, неторопливо и важно тикали
высоченные часы такого же темного, как шкафы, дерева.
Через несколько недель бородавки начали засыхать, а потом
и вовсе отвалились, оставив после себя лишь розовую кожицу.
Но дело свое они уже сделали: не забыл Коля о кулаке, прило-
женном к носу.
Уже когда провожала его мать в армию, она вдруг спросила:
- А помнишь, сынок, профессора, что бородавки тебе вывел?
- А как же, - басом ответил Николай.
- А деньги, знаешь, откуда я тогда взяла?
- Не...
- Ян Иосифович дал.
- Дядя Лап?
- Ну да.
- Одолжил, что ли?
- Хотела отдавать по частям - не взял. Но, говорит, Ко-
лечке не скажи случайно, что деньги я дал.
- А почему?
- Кто знает, - пожала остренькими плечиками мать, и на
поблекшем ее лице отразилось привычное недоумение.
Неудобно, неловко как-то стало на душе у Николая Изъюрова
от материных слов. Может, потому, что всегда в детстве поба-
ивался огромного, скрипящего при каждом шаге латыша, смотрел
на него с брезгливым интересом, но никогда не любил.
- Вот так, - тихонечко сказал Николай Аникеевич. Выходит,
дважды его облагодетельствовал человек, которого он не любил
и которому никогда ничем не отплатил за добро. И за бородав-
ки, и за приучение к часовому делу, которое в госпиталях да-
вало ему табачок дополнительный, и помогло определиться в
жизни.
Но даже и сейчас, через сорок почти лет, не мог Николай
Аникеевич заставить себя полюбить дядю Лапа. Потому что жила
в нем, вернее, дремала неудовлетворенность, и порой казалось
ему, что, не стань он часовщиком, жизнь его прошла бы ярче,
интереснее.
Считал себя Николай Аникеевич человеком умным, способным,
стоящим выше и Бор-Бора, и Витеньки, и Горбуна, и всех, с
кем он работал, да и почти всех клиентов своих, которых пе-
ревидал сотни. Что ими всеми двигает, какая в них закручена
природой пружина? Купить подешевле вещь получше, отремонти-
ровать или отреставрировать подешевле, продать подороже -
вот и весь их нехитрый механизм.
Николай Аникеевич встал, потянулся, тихонечко крякнул. Ох
и сложно все. Так к нему относись, эдак, а прав был дядя Лап
с пятнистой своей головой: часы понятней.
И только повертел в голове эту привычную, отполированную
мысль, как вдруг сообразил, что больше она, оказывается, не-
действительна, эта удобная, ухватистая формулка.
Перед ним стояли часы, которые никак не были понятны.