"Борис Юдин. Город, который сошел с ума " - читать интересную книгу автора

только, казалось, избавился, как созревающие девчонки тут же организовывали
некое подобие театра и начинали разыгрывать душещипательные сценки для
родителей и будущих женихов.
И вот, - хорошо это или плохо - не знаю, - Город смирился. И завел себе
очередную труппу.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Васильев шел на премьеру и вспоминал Бунинские строки: "... я все
больше убеждался, что талантливость большинства актеров и актрис есть только
их наилучшее по сравнению с другими умение быть пошлыми... за одно то, как
актер произносит слово "аромат" -"а-ро-мат!" -я готов задушить его!"
Васильев, идя по пыльному тротуару, и так и сяк поворачивал эту фразу и
получал от этого несказанное удовольствие.
С таким вот хорошим настроением зашел Васильев в книжный магазинчик,
убедился, что новых книг не было и не будет, и только, когда вышел, с ужасом
вспомнил, что он тоже актер, что на работе он уже восстановлен, и что уже
завтра ему нужно будет комментировать по радио Первомайскую демонстрацию.
Васильев неожиданно так явно почувствовал запах грима, что его чуть
было не стошнило.
Он постоял немного, вытер пот с лица и быстренько двинулся в сторону
вокзала.
В вокзальной кассе у него потребовали командировочное удостоверение,
объяснив, что без этого удостоверения продать билет не имеют права.
- Ладно. - решил Васильев. - Завтра на этой демонстрации отработаю,
потом сразу же в машину и - прости прощай!
Настроение немного поправилось и Васильеву даже захотелось навестить
товарищей по профессии. Тем более - премьера.
Васильев дошел, наконец, до Городского театра, почитал афишу и, уже
поднимаясь по гранитным ступенькам к колоннам возле театрального входа (ну
какой же это театр без колонады?) ощутил за спиной некоторую странность. Он
обернулся. В небольшом скверике напротив театра стоял памятник. Васильев
сразу же увидел себя мальчишкой там, в забытых напрочь пятидесятых,
благоговейно проходящим возле этого шедевра. На бетонной скамье сидел
бетонный же Иосиф Виссарионович. В правой руке он сжимал трубку, а левой
приобнимал за плечи Максима Горького в тюбетейке. Причем, ростом Горький
едва доставал Вождю до плеча.
Васильев налюбовался вдоволь на произведение монументального искусства
и вошел в театр, в аромат волшебства, праздника и загадки. Уже дали второй
звонок и фойе опустело.
Мимо Васильева пронеслась было, стуча каблуками, костюмер Зоя
Таранькина. Но, спохватившись, затормозила и подошла к Васильеву.
- Олег! Принес? - деловито спросила она, выхватила у Васильева саквояж
и проинформировала. - Банкет на пятом. Смотри не опоздай.
И убежала так быстро, что Васильев не успел заметить куда.
Васильев поднялся по лестнице на второй ярус и устроился в кресле возле
входа.
Пошел занавес и открывшаяся декорация сорвала аплодисменты. На сцене на
заднем плане за столиками и кресельцами высилась ступенчатая пирамида,
напоминающая храмовые сооружения ацтеков. Пирамиду венчала копия вокзальной