"Уильям Батлер Йейтс. Тайная роза" - читать интересную книгу автора

крышей, чтобы старику было где провести остаток дней. Сада возле монастыря
он, однако, не коснулся лопатой, и лилии с розами обильно цвели там, пока их
посрамленная красота не стала подавляться разросшимися папоротниками. За
лилиями и розами папоротник стоял таким густым, что ребенок мог бы укрыться
в нем, даже и встав на цыпочки; а еще дальше росли кусты миндаля и низкие
дубки.

- Учитель, - спросил парень, - это долгое созерцание и труды ваши, ваши
приветствия ясеневым посохом всякой твари, живущей в воде, в кустах миндаля
и среди дубов - все это слишком тяжело вам. Отдохните от трудов хоть
немного, потому что ваша рука сегодня тяжелее давит на мое плечо, чем
когда-либо раньше, и ваши ноги ступают неуверенно. Говорят, что вы старше
орлов, но вы не желаете отдыха, сей принадлежности почтенного возраста. - Он
говорил резко и импульсивно, словно вкладывая сердце в каждое слово, каждую
мысль данного мига; а старец отвечал неторопливо и обдуманно, будто его
сердце погрузилось в далекие дни и прежние дела.

- Я скажу тебе, почему не могу отдыхать, - отвечал он. - Ты по праву
можешь узнать это, ибо пять и более лет служил верно, и даже со страстным
рвением, удаляя тем самым рок одиночества, который вечно преследует мудреца.
А сейчас, когда конец моих трудов и торжество моих надежд близки, тебе
просто необходимо познать все.

- Учитель, не думайте, что стану раздражать вас вопросами, - продолжал
ученик. - Мое дело - хранить огонь в очаге, прикрывая от дождя и порывов
сильного ветра, дующего меж дубов; и доставать вам книги с полок; и
разматывать толстый многоцветный свиток с именами Сидов; и сохранять сердце
мое верным и нелюбопытным; я понимаю, что Бог в щедрости Своей дал особую
мудрость каждому живущему, и моя мудрость - вот в этих делах.

- Да ты боишься, - воскликнул старик, и взор его сверкнул неожиданным
гневом.

- Иногда ночами, - сказал юноша, - когда вы читаете, с волшебным
посохом в руке, я выглядываю из дверей и вижу то серого великана, гонящего
свинью меж кустов, то карликов в красных колпаках, выходящих из вод озера,
ведя перед собою стадо маленьких коров. Этих карликов я не очень боюсь,
потому что, подойдя к дому, они доят коров, и пьют пенящееся молоко, и
начинают танцевать; а я знаю - у любящих танец сердца добрые; но я все равно
страшусь. Еще мне боязно высоких белоруких дев, что появляются из воздуха и
медленно движутся туда и сюда, плетя венки из роз и лилий и встряхивая
своими живыми движущимися волосами - я заметил, что пряди говорят меж собою,
отвечая на думы дев, то вздымаясь, то плотно укладываясь на головах. Лики их
мягки и добры, но, Энгус, сын Форбиса, я боюсь всех этих созданий, боюсь
народа Сидов и тех искусств, что призывают их.

- Почему, - отвечал ему старик, - страшишься ты древних богов,
укреплявших перед бранью копья твоих предков, и малого народца, выходящего
по ночам из глуби озер, поющего между огнями своих костров? Даже в наши
худые времена по-прежнему избавляют они от пустоты мира сего. Но я хотел