"Сётаро Ясуока. Цирковая лошадь " - читать интересную книгу автора

другой причине. Я представлял себе, как ужаснется классный руководитель
Аокава-сэнсэй, да и я сам, когда из моих карманов вместе с огрызками
карандашей и контрольной работой по математике, за которую я получил кол,
посыплются самые невероятные предметы - перепачканные мелом рваные носки,
хлебные корки, сопливый платок.
Когда такое случалось, Аокава-сэнсэй без малейшего гнева презрительно
смотрел на меня сквозь очки в толстой оправе. А я бывал даже не в силах
досадовать или сокрушаться и, чувствуя полную опустошенность, старался не
смотреть на него и только бормотал: "Да-а, вот такие-то дела".

В классе я не суетился, не дрожал, как другие ученики, не приготовившие
домашнего задания. Учителя были уверены, что у меня ничего не сделано, и
почти никогда не вызывали к доске. А если вдруг вызывали, то неизбежно
заставляли стоять до конца урока. Может быть, потому, что я мешал остальным,
меня нередко выгоняли в коридор. Чем сидеть в классе, я предпочитал
прохлаждаться в коридоре, где не было ни живой души. Правда, я злился, когда
за дверью в ответ на какую-нибудь веселую шутку учителя мои товарищи
разражались дружным смехом... В такие минуты я смотрел в окно и повторял
свое обычное: "Да-а, вот такие-то дела".

Школьный двор представлял собой утрамбованную спортивную площадку,
вокруг которой шла широкая беговая дорожка, - на нем не было никакой
растительности, деревья виднелись лишь за оградой храма Ясукуни, отделенного
от школы узкой улочкой. Утром, когда я, опаздывая, бежал по этой безлюдной
улочке, она бывала усыпана цветами каштана в желтую крапинку, издававшими
холодный сладковатый запах.
Весной и осенью в дни храмовых праздников все вокруг менялось.
Откуда-то привозили толстенные бревна, они в беспорядке валялись повсюду, а
потом в течение одного дня, используя их в качестве опор, сооружали по всему
саду храма большие и маленькие шатры. Для нас это было предзнаменованием
приближающихся каникул. Каждый день с утра до вечера слышался топот
паломников вперемешку с треском мотоциклов, грохотом оркестра, пением
девушек, криками посетителей - все эти звуки доносились до нас вместе с
запахом жарившейся прямо на лотках снеди - команды учителей на школьном
дворе уже никто не слушал. Из окон школы, выходивших во двор, можно было
разглядеть, что делается позади выстроившихся двумя рядами палаток.
Однажды у огромного циркового шатра я увидел привязанную около него
гнедую лошадь... Она была так худа, что выпирали ребра. От старости шкура
потеряла блеск. Но самое удивительное - на спине у нее, в том месте, где
обычно кладут седло, была глубокая впадина. Почему она образовалась, я
представить себе не мог, но лошадь от этого выглядела неимоверно жалкой.
Всякий раз, когда меня выставляли в коридор, я размышлял об этой
лошади. Может быть, она так же, как и я, ленива и ни на что не способна и за
это ее нещадно избивает хозяин цирка? А потом удивляется, почему его лошадь
дошла до такого состояния, что вот-вот подохнет. Но все-таки жалеет
отправить ее на живодерню и из года в год тащит сюда и ставит подальше от
посетителей цирка, чтобы те не увидели ее... Думая об этом, я ловил себя на
мысли, что, наверно, и лошадь, вытянув шею и ощипывая листья с каштана, к
которому была привязана, шепчет: "Да-а, вот такие-то дела".