"Емельян Ярмагаев. Приключения Питера Джойса (историко-приключенческий роман) " - читать интересную книгу автора

парламента. Сначала сторонник палаты общин, потом приближенный короля Карла
I. Казнен по приговору Долгого парламента.], лизоблюд королевский, за ним -
его преосвященство примас Англии [Примас Англии - глава английской церкви.],
нынешний архиепископ Уильям Лод [Лод Уильям (1573-1645) - один из помощников
Карла I в его борьбе с парламентом. С 1633 года архиепископ Кентерберийский.
Преследовал пуритан. Казнен по приговору Долгого парламента.], руки коего по
локоть в крови мучеников-пуритан. И несет он, Лод, знамя, на коем вышиты
тридцать девять богомерзких церковных статей! Кого же в адской свите я видел
последним, братья мои? Любимчика короля Иакова - покойного Джорджа Бэкингема
[Джордж Бэкингем (1592-1628) - Джордж Вильерс, герцог, ненавистный
английскому народу фаворит королей Якова I и Карла I.], идущего с плачем и
воздыханием!
- Это уж он загнул, - заметил я. - Как покойник может плакать и
воздыхать?
- Помолчи, - нетерпеливо сказал Джойс. - Язык у этого деревенского
пророка подвешен недурно. Кто он?
- Всего-навсего наш мельник и церковный староста, Том Бланкет.
- Послушаем нового проповедника, - заметил Питер. - Не пойму только,
почему он кричит истошным голосом.
С болота доносилось завывание: "Снизошло, о братья! На меня снизошло
откровение! О дух, меня осеняющий! Вижу воскрылия твои, и дивный свет
несказанный... "
- А это голосит цирюльник наш, Джон Блэнд, второй церковный староста.

- Все ли у вас праведники такого размаха, или есть попроще?
- Сейчас услышите Роберта ле Мерсера. Он конечно чурбан неотесанный и
далек от святости, зато дерется и сквернословит что надо.
Как бы в подтверждение, раздался залп отборнейших ругательств - и ропот
возмущения: брань у нас считали за грех.
- К дьяволу вашу богомольную болтовню! - гремел Гоб ле Мерсер. - Топь
испокон веку кормит коттеджеров, и вот на нее опять напускают осушителей,
разрази их гром! Уж не прикажет ли Патридж, змея эта гремучая в парике,
кормить мою детвору торфом? Тут хотят жаловаться в суд королевской скамьи
[Суд Королевской Скамьи - одна из высших судебных инстанций.]. А по мне, так
лучший адвокат - мое ружье!
- Воздержись, брат, от гнева безрассудного, - советовали ему.
- Я только и делаю, что воздерживаюсь! - огрызался Боб. - От мяса и
пива, от хлеба и молока - его и детишки-то мои видят не часто. Что-то не
нахожу я проку в воздержании пуританском: прежде хоть спляшешь у майского
шеста или с медведем позабавишься - а нынче?!
- Этот уже созрел, - как бы про себя заметил Джойс. - А кто так
запинается и говорит невнятно?
- Дорожный смотритель Эндрью Оубрей. Чепуху свою несет: будто скоро на
земле настанет царствие небесное и станут все работать сообща, не будет ни
лордов, ни богатеев, все плоды земные будут делить поровну...
На болоте появилось новое лицо. Пришелец молча работал кулаками,
пробиваясь к ораторской трибуне. Свалив одного-двух и растолкав остальных,
наш пастырь, его преподобие Роберт Грегори Рокслей, взобрался на пень и стал
виден всем. Он был похож на мясника - с короткой шеей, челюстью бульдога и
красным, как ростбиф, лицом. Стоял и поводил во все стороны страшенными