"Емельян Ярмагаев. Возвращающий надежду (историко-приключенческий роман) " - читать интересную книгу автора

Не больше интереса проявлял Бернар к рассказам отца Ляшене. Сельский
кюре в своей поношенной сутане живописал по заданию Рене картины великих
битв и опустошительных завоеваний. Лицо мальчика все так же хранило
спокойствие, веки опускались. Казалось, он ничего не слышит. Но вот кюре с
должным красноречием нарисовал кровавую битву горстки франков с полчищами
мавров в Ронсевальском ущелье.
- Мятежная гордость вождя франков, - сказал он, - не позволила ему
вызвать помощь, и франки...
- Из-за этого их всех перебили? - прервал его спокойный голос с другого
конца стола. - Мне не нравится такой конец. Придумайте другой!
Рассказчик сбился и умолк. Показалось ему, что из-под опущенных век
мальчика на миг проглянула молния... Подождав немного, Бернар встал и
удалился с независимым видом. И долго потом его не могли найти.
Рене сурово выговаривал ему за такие поступки. Виновный почтительно
слушал, переминаясь на длинных ногах. Но при этом в глазах его пряталось
упрямство, и Рене в эти минуты дразнило ощущение, что он сталкивается с
силой, которая, пожалуй, ему не уступит. Отвернувшись, он облегчал душу
ругательством.
- Что в нем сидит? - мучился старый солдат. - Неужели все мои труды не
стоят ни су и дело окончится монашеской рясой?


2

Нет, ничего монашеского не было в Бернаре. Мать, мадам Констанция,
смотрела гораздо глубже. Редко ей приходилось видеть сына, она лишь издали
кивала ему с печальной и слабой улыбкой: ее все утомляло, она боялась
движения и шума. Мальчик привык видеть в матери существо хрупкое,
незащищенное; беспечный любитель покоя, он служил мадам как рыцарь -
неутомимо и бдительно. Ей, угнетенной болезнью, было душно в мире, где копье
на копье и клинок против клинка. Должно быть, оттого ее чувства стремились
туда, где нужда и боль.
Раз в месяц она, преодолевая недомогание, обходила своих крестьян,
сопутствовали ей Рене и Бернар. Мадам шествовала впереди, приподняв
кончиками пальцев тяжелое платье, высокая и величественная. И каждый раз
повторялся один и тот же спектакль. Перед ней распахивались двери хижин;
сделав усталый жест рукой, она говорила:
"Благодарю, не нужно, Жак", или: "Не нужно, Марианна. Вынесите мне стул
на воздух, потому что я еще слаба".
Ей приносили стул во двор. И так было заведено, что Рене при этом
докладывал:
- Эти бездельники, мадам, еще с рождества должны нам три ливра. И
одного поросенка в счет домашних поставок.
- Да, помню, - меланхолично отзывалась мадам.
"Бездельники" - арендатор и его жена, повинуясь раз навсегда
установленному ритуалу, опускались на колени, плачевно склонив головы. Вид
их означал: "Что поделаешь, это правда, но мы так бедны!" Тогда мадам
говорила своим слабым, но отчетливым голосом:
- Рене, эти люди, помнится мне, однажды подарили мне к празднику гуся.
Вычтите, будьте добры, стоимость этого подарка из их долга.