"Лео Яковлев. Чет и нечет" - читать интересную книгу автора

дерьма. Оглядываясь на "букеровскую историю", к которой случайно оказался
причастен, я понял, что принцип отрицательного отбора не остался в
тоталитарном прошлом и, переходя от отца к сыну или к яблоку от яблони,
дожил до нашего времени, о чем свидетельствуют и "прэстижные" премии 2007
года, оказавшиеся у сочинителей путаного бормотания о недавнем и давнем
прошлом, осилить которое могут только бывшие советские литературные критики
и то - в виде платной услуги. Особенно поразило меня торжественное
премирование теологических изысков, которым некая малограмотная дама,
позволяющая себе "при людях", т. е. публично - в прессе, заявить, что
автором знаменитого гейневского "Диспута" является А. К. Толстой, пыталась
придать художественные формы.
Впрочем, и славная "нобелевка" давно уже, на мой взгляд, столь же
"объективна", как и московские премии. Во всяком случае, после Стейнбека
("Зима тревоги нашей") среди отмеченных ею "шедевров" более или менее
приличная проза мне не встречалась.
Возвращаюсь к книге, что сейчас лежит перед читателем этих строк. В ней
под общим заглавием "Чет и нечет" содержится роман в двух частях. Первая
часть - это старый добрый "Корректор, или Молодые годы Ли Кранца", вторая,
впервые увидевшая свет, именуется "В земле Нод, или Зрелые годы Ли Кранца".
Не буду вдаваться в так поразившее Пушкина сочетание чета и нечета в одной
из сур Корана: тот, кто захочет узнать его тайный смысл, может обратиться к
тафсирам - комментариям к Корану. Весьма подробный тафсир, принадлежащий
перу Саида Кутба, убитого "героем советского союза" Гамалем Насером, сегодня
доступен русскоязычному читателю. О "земле Нод" любопытный читатель узнает
из Торы - первого дарованного свыше Писания, священного для иудеев, христиан
и мусульман. Скажу лишь, что "земля Нод" - это сфера обитания, отведенная
Всевышним Каину и, следовательно - всем нам, поскольку у Авеля,
исчезнувшего, как дуновение весеннего ветерка, детей не было, а удержавший
человечество на Земле Ной происходил от допотопных патриархов Ламеха и
Мафусаила, имена которых есть и в родословии Каина (Быт. 4: 18), и в
родословии младшего сына Адама - Сифа (Быт. 5: 25). Кровожадный же характер
современного человечества наводит на мысль, что уцелели на Земле лишь
потомки первого убийцы - Каина, а не робкого Сифа. Разве могли произойти от
Сифа чекисты, гестаповцы и террористы всех мастей?
Что касается содержания моего романа, то я заранее согласен с мнением
любого читателя, поскольку все на свете можно толковать и так, и этак.
Возможно, кто-нибудь воспользуется в отношении этого текста советом Джека
Лондона и "оставит его недочитанным", если сможет, конечно. Я же, во всяком
случае, старался сделать все, от меня зависящее, чтобы этого не произошло.
В то же время, две части этого романа по своему стилю не тождественны
друг другу. Я столкнулся с теми же трудностями, что и Г. Манн в своей книге
о славном короле Генрихе IV: книга о молодых годах моего героя получилась
очень цельной, а о зрелых годах - фрагментарной. Это объяснимо: вселенная
зрелого человека до определенного предела неуклонно расширяется, открывая
ему все новые и новые области бытия. Описать все это во всех подробностях
невозможно, да и, вероятно, не нужно, и чувство меры заставило меня
превратить вторую часть романа в своего рода серию новелл и притч.
Конечно, у долгожителя наступают сроки, когда его вселенная начинает
снова сужаться - приходит старость. В то же время старость человека далеко
не всегда бывает простой, и в романе-биографии она, пожалуй, заслуживает