"Лео Яковлев. Товарищ Сталин: роман с охранительными ведомствами Его Императорского Величества" - читать интересную книгу автора

таких городов "на пустом месте", но это было потом, а тогда, в далекие
тридцатые, я был Человеком Предместья, правда, еще очень маленьким
человеком, коротавшим свои дни в фруктовом саду, наблюдая цветение,
созревание плодов, осенние листопады и волнующее появление первых зеленых
побегов, раздвигающих прошлогоднюю листву и знаменующих неизбежность весны.
"Не доносятся жизни проклятья в этот сад, обнесенный стеной".
Свидетельствую - действительно не доносились. Где-то там внизу, в большом
городе, по ночам носились "маруси" и "воронки" в поисках "врагов народа".
Сюда же не доходили "кровавые сапоги" и (пока еще) не шелестели по пожухлой
уличной траве "шины черных марусь". Здесь все казалось настолько убогим, что
не было места для вечного двигателя коммунистического сознания - стремления
отнять и поделить, а в Городе они были - там были завидные должности,
благоустроенные квартиры, персональные автомобили - все то, на что с
вожделением смотрел советский человек - человек нового типа, о котором мы
еще непременно поговорим, а пока вернемся к вождю народов.
Впервые Сталин возник в моем замкнутом мире в качестве паровоза. Дело в
том, что относительно недалеко от дома, во дворе которого проходило мое
детство, был небольшой (правда, тогда мне он казался огромным) парк,
размещавшийся на территории, подаренной городу богатым купцом и местным
летописцем Карповым, и потому именовавшийся Карповским садом. Сад размещался
на склоне Холодной горы и обрывался над Южной железной дорогой. Я, как и Рей
Бредбери, в детстве любил железные дороги, видимо, предчувствуя, что мне
предстоит отмотать по ним многие десятки тысяч километров. (И, несмотря на
это, я их до сих пор люблю.) А в те времена, когда у отца бывало свободное
время, мы шли в Карповский сад, выходили на невысокий обрыв над путями и
наблюдали движение поездов. Вот там мне впервые и явился вождь в облике
мощного паровоза "ИС" - "Иосиф Сталин". Были еще паровозы "ФД" ("Феликс
Дзержинский") и "СО" ("Серго Орджоникидзе"), но я, помню, всегда отдавал
предпочтение "Иосифу Сталину", видимо, предчувствуя, какую роль живой и
мертвый носитель этого имени еще сыграет в моей жизни.
Ну а о том, что Он существует не только в виде паровоза, но и в живом
облике, я узнал из песен, долетавших в соловьиный сад моего детства:
Когда нас в бой пошлет товарищ Сталин...
Поскольку товарищ Сталин тогда еще не был генералиссимусом, то в бой он
нас только пошлет, а уже поведет нас, судя по этой песне, кто-нибудь из
маршалов: то ли Ворошилов, то ли Тимошенко, то ли вообще какой-то "первый
маршал". (Слушая эту боевую индейскую песню, я не мог еще знать, сколь
близко она меня касается: через несколько лет моему отцу предстояло
погибнуть в Харьковском котле, созданном раболепными усилиями одного из
вышеназванных дебилов, не имевших представления о военной науке даже на
уровне восьмиклассника средней школы, внимательно рассмотревшего в своем
учебнике классическую схему битвы Тимура с Баязетом.)
Мой отец был "чистым технарем", не занимавшимся политикой и не
интересовавшимся ею. Престижной должности он не занимал, благоустроенной
квартиры не получил и потому не представлял интереса для местных охотников
за "врагами народа". Техническая литература того времени еще не требовала
упоминаний о гениях всех времен и народов: можно было обойтись ссылками на
семейство Бернулли, и в нашем доме не было ни единого из бессмертных
сочинений вождя, даже знаменитого "Краткого курса". Не было ни его
портретов, ни даже фотографий. Усатый портрет я впервые увидел, когда,