"Лео Яковлев. Голубое и розовое, или Лекарство от импотенции " - читать интересную книгу автора

II


И я бежал из этих стен на улицы моего единственного в мире города,
надеясь там, в людской толчее, среди племени нового, незнакомого обрести
столь необходимый мне душевный покой.
Но и там пестрая толпа - нарядная молодежь, серенькие с отрешенными
лицами пенсионеры вроде меня, спешащие деловые люди в длинных черных пальто
с красивыми полупрозрачными импортными папками, нищие, одетые в изысканный
секонд-хэнд, несущиеся невесть куда иномарки, "евро-магазины" со светящимися
звучными иностранными названиями, кафе с гостеприимно распахнутыми дверями и
белыми столиками, как бы вышедшими на улицу постоять у этих дверей под
красными рекламными зонтами - вся эта чужая и чуждая мне красота на
пятой-десятой минуте моей душевно-оздоровительной прогулки становилась игрой
теней и просто фоном, сквозь который проступали очертания прошлого. Я как бы
уходил в иное время и видел на этих же улицах себя, идущего в компании
друзей-студентов: вот мы, взяв в "кафе-автомате" бутерброды - там они были
дешевле, - движемся в первый и пока единственный, явившийся зримым признаком
хрущевской "оттепели" "Пивной бар" в старинном пятиэтажном доме - создании
архитектора Гинзбурга, любившего украшать свои здания парапетами в виде
лепестков ромашки. Бар в полуподвале, украшенном ныне совершенно
непереводимой на какой-нибудь известный язык вывеской. Минуя "свой" бар, я
выхожу на угол, завершающий этот пролет улицы, именовавшийся в мои молодые
годы "стометровкой", и на этом углу я вижу "себя молодого с той, которой
больше нет", как сказал поэт, - себя, молодого с моей молодой женой, ловящих
такси, чтобы быстрее добраться домой после просмотра очередного шедевра тех
времен с Джиной Лолобриджидой в главной роли. А еще чуть дальше меня ожидает
другой подвал времен расцвета моей зрелости. Тогда он назывался "Затышок", и
те, кто был готов рискнуть жизнью и здоровьем, спустившись туда по
полуразрушенной лестнице да еще с парой "лишних" рублей в кармане, имели
возможность "дегустировать" стакан-другой еще не фальсифицированных крымских
вин - "Мадеры", сухого и сладкого "Хереса", разных "Мускатов", "Черного
доктора", "Кокура" и многих других, а также полюбоваться цирковой ловкостью
рук "разливальщиц". А иногда, когда душа требовала праздника, мы из всех
этих вин и коньяков составляли коктейли, не менее виртуозные, чем
"Ханаанский бальзам" или "Дух Женевы" незабвенного Венички.
Отмечая с коллегами свои мелкие "деловые", если можно так выразиться,
успехи, мы после нескольких таких стаканов, "закушенных" дольками шоколада,
осторожно выбирались по ненадежным ступенькам и обычно ворчали, что на одной
этой ловкости рук лихих трактирщиц их жирные коты-хозяева, чьи усатые морды
иногда возникали в открытых дверях внутренних покоев этого винного рая,
могли бы построить для гостей заведения эскалатор, но видимо, в этой стране
все ее времена были ненадежными, и принцип "вовремя смыться", не
обустраиваясь надолго, был тогда так же актуален, как и сейчас.


III