"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

грузинские (бригадиром одной из них был сын А. Енукидзе - Петр), причем
мингрельцы были в отдельной бригаде; кубанские бригады - рослые казаки;
кабардинские, казахские, чеченские бригады. Остальной контингент был
разношерстный и работал в основном на подсобных работах. В лагере был
небольшой барак для женщин (около 30 человек).
Спустя почти тридцать лет помню, какие работы были на лесоповале. Повал
леса, выноска его к лежневой узкоколейке, вывозка леса на биржу. Биржа была
у железной дороги и представляла собой рабочую зону оцепления в квадратный
километр. На бирже складывался лес - долготье. Всю зиму по санно-лежневой
дороге приходили комплекты - большие сани с лесом. Бревна были длиной 6
метров 57 сантиметров; их разделывали на коротье, швырок - 0,75 м.; на
дрова - полтора метра; на рудничную стойку - от 1 метра 10 сантиметров до
3,5 метров. Осина шла на спички и на клепку; береза - на катушку, ствольную
накладку и ружьевую болванку, а комлевой кряж: - на лыжную болванку.
Пиловочник шел длиной 5,5-6,5 метра, шпальная болванка - 2,75 метра.
Наша бригада была практически без бригадира, потому что из нас никто не
соглашался на эту должность - для жуликов это нарушение их закона, поставить
же на должность бригадира человека из другой бригады было бесполезно и даже
опасно: его могли убить, и Махно это прекрасно понимал.
Несколько дней мы ходили на биржу, но не работали, а сидели у костра.
Решили нас отправить на лежневку в лес, километрах в пяти от биржи. Отвели
нас туда под усиленным конвоем. Быть кострожогом для конвоя никто из нас не
захотел, хотя кострожогов и освобождали от работы. Конвоиров это удивило.
Мы, не спеша, носили бревна, грелись у своего костра. Часов в двенадцать
дня, во время обеда конвоиров (нам обеда не полагалось), мы оказались
безнадзорными. Подойдя к штабелю дров, я услышал, что наши ребята решили
использовать этот случай для побега. Нас было десять человек. Посовещавшись,
мы решили ввосьмером уйти.
Двое взяли бревна и пошли обратно, а мы разделились на две группы и
веером побежали по лесу. Снег был неглубокий. Минут через тридцать мы
услышали два выстрела подряд - условный знак для конвоя, сообщавший о
побеге. Мы бежали вдвоем с одним воришкой по кличке Чертик. Часа через два
мы вышли на опушку леса. Для того, чтобы достичь следующего лесного массива,
нам нужно было преодолеть открытое пространство - поле трехкилометровой
ширины. Когда мы уже прошли основную часть пути и нам оставалось метров
триста до леса, вдали на поле показались всадники. Они нас догнали. Это были
охранники нашего лагеря во главе с начальником лагпункта Бестужевым.
Сопротивляться было бесполезно, нас связали, били березовыми палками,
плетьми, потом каждого привязали за руки веревками и поволокли по снегу за
лошадьми. Иногда лошади переходили на рысь, а мы волочились за ними.
"Путешествие" это было не из приятных: в любой момент можно было разбить
голову о пень, но все обошлось. Нас приволокли к зоне, опять избили и
отнесли в карцер (ходить мы были уже не в состоянии). В карцере я просидел
месяц. Первые шесть дней не мог подняться даже на парашу, меня поднимали мои
сокамерники... Тело очень болело, но, к счастью, костных переломов не было,
а посему все зажило как на собаке42. Другие беглецы, так же, как и мы, были
пойманы и находились в соседних камерах. Это был мой последний побег.
Через месяц я вышел из карцера. Нас гоняли на работу. Мы забирали с
собой штрафной (мы по-прежнему не работали) трехсотграммовый паек, кильку,
которую выдавали в неограниченном количестве; приходили на биржу, разжигали