"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

изделия, конечно, припрятали.
Наутро началось расследование. Горбун показал на нас с Мишкой. Всех
троих посадили в изолятор, в следственную камеру. Вызывали на допрос к
оперуполномоченному Петрову. Он сказал мне при очередном допросе: "Я служил
у твоего отца, прекрасный был человек, а ты себе таких товарищей нашел. Они
же тебя и продали". После этого допроса я просидел еще 20 дней в изоляторе,
потом меня и Мишу взяли на этап. Впоследствии я узнал, что по делу об
ограблении каптерки Горбун получил пять лет. За его предательство
оперуполномоченный пустил по делу его одного, а нас отправили.
Опять столыпинский вагон, подростки и жулики из Нижней Туры - человек
80. Кто-то пререкался с конвоем, требуя воды. Пришел начальник конвоя и
сказал: "Сейчас мы тебя напоим". Вытащили пререкавшегося и увели по
направлению к туалету. Мы слышали крик, а минут через 20 его возвратили в
купе. С великим удовольствием он нам показывал руки, на запястьях которых
были видны следы острых зубцов; в некоторых местах сочилась кровь.
"Новенькие американские наручники, никелированные, - захлебывался он, -
чуть-чуть шевельнешься, и они впиваются все глубже и глубже". Нам, конечно,
стало завидно, что мы не испытали этого. По очереди мы подзывали к своему
купе конвоира, оскорбляли его; нас выволакивали, держали в наручниках и
приводили обратно в купе. Так в течение ночи все обитатели купе прошли эту
добровольную экзекуцию. Действительно, наручники были никелированные, с
острыми зубцами, которые при малейшем движении впивались в тело.
На следующий день мы прибыли в зону, где не было ни одного барака,
кроме карцера, и стояло около двухсот армейских палаток. Наступила осень,
было холодно. Как всегда, нас проверили по формулярам и запустили в зону,
отведя нам две палатки. Мы прибыли в 14-ое отделение Севураллага, на станцию
Богословск.


СЕВУРАЛЛАГ

Первые 14 дней был карантин. Нас не выводили на работу, и от нечего
делать мы шатались по зоне. За это время пришло несколько этапов из Москвы,
Ленинграда, Ростова. Преобладали жулики. Они, как и везде в лагерях,
чувствовали себя хозяевами. На этот раз не обошли и меня. Прибывший с нами
из Нижней Туры московский жулик Васек потребовал, чтобы я отдал ему все свои
шмотки. Я знал, что сопротивляться бесполезно и небезопасно, и отдал ему все
свои вещи. Через некоторое время один из пожилых воров, Саша-жид, выиграл у
Васька все мои вещи и при нем же вернул их мне, важно заявив: "На, поноси!"
Это означало, что вещи его собственность и он дает их мне только поносить,
поэтому отобрать их никто не мог.
Выпал первый снег, карантин кончился. Нас стали выгонять на работу.
Большинство не хотело выходить за зону. Сбившись около вахты, мы пытались не
выйти из зоны. Через некоторое время через открытые ворота зашли конвоиры,
человек 40, без оружия. Они валили нас на землю по одному, хватали за ноги и
по снегу волокли за зону. А там стояли конвоиры с винтовками, собачники с
собаками, и тут уж, волей-неволей, должен был вставать и идти на работу.
Привели нас на угольный разрез: уголь добывался экскаваторами с поверхности
земли - открытым способом. Мы и там ничего не делали; единственной заботой
было развести костер. Начальству удалось вывести нас на работу, но заставить