"Петр Якир. Детство в тюрьме " - читать интересную книгу автора

из погони, тоже с собаками. Все уселись в грузовик, собак держали при себе,
и машина затарахтела. Уже смеркалось, когда мы подъехали к колонии.
На крыльце стояли Карташов и Людмила Сергеевна. Когда я подошел, он
меня грубо спросил:
- Ну, что? Хочешь распрощаться с жизнью? Слышишь, что творится в зоне?
(в зоне слышался гул голосов, у вахты собралась огромная толпа ребят, ожидая
моего прихода). Ты понимаешь, что из-за твоего побега колония в соревновании
с первого места скатилась на 29-ое? (Побег считался самым крупным
"нарушением".) Если тебя сейчас впустить в зону, ребята растерзают тебя. Ну,
так что? Пойдешь?
Я, не думая, согласился. Вошел в зону. Около вахты стояло человек
двести, в центре крутился староста нашего корпуса - Червонец. Толпа
негодовала. Раздались возгласы: "Сука! Падло!" Но с места никто не двинулся.
Ко мне подошел Мишка Медведь. У всех на глазах достал из рукава и передал
мне большой нож, сделанный из напильника, и остался стоять рядом со мной. Я,
обращаясь к Червонцу, спокойным голосом сказал:
- Я ничего общего с вами, ворами или активистами, не имею. Если вы
хотите меня бить за то, что вы попали на какое-то 29-ое место, то бейте до
смерти. Если жив останусь, тебя, Червонец, зарежу.
Он что-то пробормотал в ответ.
Бауман и Ухов стояли в стороне и тоже что-то придерживали в рукавах.
Оглядываясь, я заметил, что сзади моих ребят стояли еще человек двадцать
огольцов. Как потом я узнал, они прибыли за день до моего побега из
московской детской тюрьмы - Даниловки. Их наши активисты не успели еще
обработать. И видно было, что если сейчас что-то начнется, то они выступят
на моей стороне.
Понимали это и "активисты". Толпа еще немного посквернословила и стала
расходиться.
Карташов наблюдал, стоя у вахты. Когда уже все разошлись, он приказал
мне войти в вахтенное помещение.
- Сейчас тебя отведут в изолятор, а завтра поговорим, - произнес он
угрожающим тоном.
Изолятор находился в двух километрах от зоны. Меня сопровождали
охранники. Изолятор был пуст. Я остался один. На следующий день меня
вызвали. В дежурной комнате меня встретили Карташов и неизвестный человек в
штатском. Карташов задавал вопросы, а неизвестный записывал.
- Зачем ты это сделал?
- Затем, что я сижу ни за что. Дети за родителей не отвечают, сам я
преступлений не совершал, а потому хочу на волю.
- Ты же мог написать жалобу, если считаешь, что ты неправильно осужден.
А то у тебя уже второй побег - мы же тебя можем судить.
- А по 82-ой статье всего три года сроку и принцип сложения не
применяется, а при поглощении у меня больше трех лет осталось.
- Все равно, даже если тебя осудят по 82-ой статье, находиться ты
будешь в режимных колониях и ты загнешься31, пока выйдешь.
- А вы знаете, как говорится в этой песне, сочиненной еще на Соловках:
"Эх, чем мучиться три года, лучше раз один рискнуть. Или смерть или свобода,
что-нибудь одно из двух".
Карташов грустно посмотрел на меня и сказал:
- Ну, как знаешь... И чем тебе у нас не жилось?