"Вирджиния Вулф. Эссе" - читать интересную книгу автора

восхваления, либо ограничивается простым изложением фактов. Но это -
исключения; а большей частью, как выразилась анонимная корреспондентка в
письме к миссис Митфорд, - "острый язычок и проницательность, да притом
еще себе на уме, это поистине страшно!". Она не стремится никого
исправлять, не хочет никого уничтожить; она помалкивает; и это
действительно наводит страх. Одного за другим она создает образы людей
глупых, людей чванливых, людей с низменными интересами - таких, как мистер
Коллинз, сэр Уолтер Эллиот, миссис Беннет. Словно хлыст, обвивает их ее
фраза, навеки прорисовывая характерные силуэты. Но дальше этого дело не
идет: ни жалости мы не видим, ни смягчающих обстоятельств. От Джулии и
Марии Бертрам не остается ровным счетом ничего; от леди Бертрам - только
воспоминание, как она "сидит и кличет свою Моську, чтобы не разоряла
клумбы". Каждому воздано по высшей справедливости; доктор Грант, который
начал с того, что "любил гусятину понежнее", в конце умирает от
апоплексического удара "после трех кряду пышных банкетов на одной неделе".
Иногда кажется, что герои Джейн Остен только для того и рождаются на свет,
чтобы она могла получить высшее наслаждение, отсекая им головы. И она
вполне довольна и счастлива, она не хочет пошевелить и волосок ни на чьей
голове, сдвинуть кирпич или травинку в этом мире, который дарит ей такую
радость.
Не хотим ничего менять в этом мире и мы. Ведь даже если муки
неудовлетворенного тщеславия или пламень морального негодования и
подталкивают нас заняться улучшением действительности, где столько злобы,
мелочности и дури, все равно нам это не под силу. Таковы уж люди - и
пятнадцатилетняя девочка это знала, а взрослая женщина убедительно
доказывает. Вот и сейчас, в эту самую минуту еще какая-нибудь леди Бертрам
опять сидит и кличет Моську, чтобы не разоряла клумбы, и с опозданием
посылает Чэпмена на помощь мисс Фанни. Картина так точна, насмешка до того
по заслугам, что мы, при всей ее беспощадности, почти не замечаем сатиры.
В ней нет ни мелочности, ни раздражения, которые мешали бы нам смотреть и
любоваться. Мы смеемся и восхищаемся. Мы видим фигуры дураков в лучах
красоты.
Неуловимое это свойство часто бывает составлено из очень разных частей,
которые лишь своеобразный талант способен свести воедино. У Джейн Остен
острый ум сочетается с безупречным вкусом. Ее дураки потому дураки и снобы
потому снобы, что отступают от мерок здравого смысла, которые она всегда
держит в уме и передает нам, заставляя нас при этом смеяться. Ни у кого из
романистов не было такого точного понимания человеческих ценностей, как у
Джейн Остен. На ослепительном фоне ее безошибочного морального чувства, и
безупречного хорошего вкуса, и строгих, почти жестких оценок отчетливо,
как темные пятна, видны отклонения от доброты, правды и искренности,
составляющих самые восхитительные черты английской литературы. Так,
сочетая добро и зло, она изображает какую-нибудь Мэри Крофорд. Мы слышим,
как эта особа осуждает священников, как она поет хвалу баронетам и
десятитысячному годовому доходу, разглагольствуя вдохновенно и с полной
свободой. Но время от времени среди этих рассуждений вдруг звучит
отдельная авторская нота, звучит очень тихо и необыкновенно чисто, и сразу
же речи Мэри Крофорд теряют всякую убедительность, хотя и сохраняют
остроумие. Таким способом сцене придается глубина, красота и
многозначность. Контраст порождает красоту и даже некоторую выспренность,