"Вирджиния Вулф. Эссе" - читать интересную книгу автора

Но это еще только начало, "...надо еще читать, постоянно учиться, вникать
во все окружающее, стараться не только схватывать жизнь в любых ее
проявлениях, но и понимать ее, проникать в законы, по которым она движется
и действие которых не всегда заметно..." Так, по его словам, работал он
сам, пока не состарился и не обленился. Но для такой работы, добавляет он,
нужны крепкие мышцы; и если вдуматься в требования, которые он выдвигает,
видишь, что это не преувеличение.
Ведь он требует от романиста не только многого, но и, казалось бы,
несовместимого. Автор должен беспристрастно наблюдать факты - и в то же
время истолковывать их. Обычно писатели делают либо одно, либо другое - и
получается, соответственно, либо фотография, либо стихи. А сочетают факты
и толкования лишь немногие; и своеобразие Тургенева как раз состоит в этой
двойственности: на тесном пространстве кратких глав он одновременно
производит два противоположных действия. Зоркий его глаз замечает все до
мельчайших подробностей. Вот Соломин берет перчатки - "пару только что
вымытых замшевых перчаток, каждый палец которых, расширенный к концу,
походил на бисквит". Изобразив эти перчатки со всей доскональностью,
Тургенев останавливается; теперь очередь за толкователем, который
показывает, что даже пара перчаток имеет значение для характеристики или
идеи. Но самой по себе идеи не достаточно, толкователю не позволяется
свободно возноситься к эмпиреям воображения, его снова тянет к земле
наблюдатель и напоминает ему про другую правду, правду факта. Даже
героизированный Базаров и тот укладывает в чемодан выходные брюки с самого
верху, когда хочет произвести впечатление на женщину. Фактограф и
интерпретатор работают в тесном соавторстве. И мы глядим на один предмет с
двух разных точек зрения - вот почему краткие тургеневские главы вмещают
так много: они полны контрастов. В пределах одной страницы мы встречаем
иронию и страсть; поэзию и банальность; протекающий кран и трели соловья.
Но сложенная из контрастов сцена производит единое впечатление, все, что
нам дано увидеть, слито в общую картину.
Подобное равновесие двух противоположных начал встречается, конечно,
крайне редко, особенно в английской литературе. И разумеется, требует
жертв. Прославленные персонажи наших книг: Микоберы, Пекснифы, Бекки Шарп
- не выдержали бы такого подхода, им нужны развязанные руки, чтобы
теснить, подавлять и полностью затмевать соперников. У Тургенева же ни
один персонаж, за исключением, может быть, Базарова и Харлова из "Степного
короля Лира", не выделяется и не возвышается над остальными и не
запоминается отдельно от книги, в которой действует. Рудины, Лаврецкие,
Литвиновы, Елены, Лизы, Марианны незаметно переходят друг в друга и при
всех мелких различиях складываются вместе в один тонкий и глубокий тип, их
нельзя считать четко индивидуализированными образами. Кроме того,
романисты-поэты вроде Эмили Бронте, Гарди или Мелвилла, для которых факты
- это символы, бесспорно заставляют нас в "Грозовом перевале",
"Возвращении на родину" и "Моби Дике" испытывать гораздо более сильные и
пылкие переживания, чем Тургенев в своих романах. И однако же, книги
Тургенева не только трогают своей поэтичностью, они ценны для нас еще и в
другом отношении. Они словно принадлежат нашему, сегодняшнему времени, так
хорошо они сохранились и не утратили совершенства формы.
Дело в том, что Тургеневу в большой мере свойственно еще одно редкое
качество: чувство симметрии, равновесия. Он дает нам, по сравнению с