"Вирджиния Вулф. Эссе" - читать интересную книгу автора

ему, отчасти пожертвовал собственным своеобразием и вдохновением. Но
переворачиваешь страницу за страницей, и первоначальное поверхностное
впечатление становится более глубоким и острым. Сцена необыкновенно
раздвигается, расширяется в нашем сознании и дает нам новые впечатления,
чувства и образы, как, бывает, смысл какого то мига в реальной жизни
становится понятным, лишь когда он уже давно миновал. Замечаешь, что люди
хотя и говорят самыми естественными голосами, сказанное всегда получается
неожиданным; звуки речи замирают, а содержание словно бы продолжается.
Более того, персонажам и говорить необязательно, чтобы мы их заметили:
"Волынцев вздрогнул и поднял голову, как будто его разбудили", - и мы
почувствовали его присутствие, хотя он не произнес ни слова. Потом мы на
минутку выглядываем в окно, и опять к нам возвращается это ощущение
глубины, его сообщают деревья и облака, лай собаки или песня соловья. Мы
окружены со всех сторон - речью, и безмолвием, и внешним описанием
предметов. Сцена на диво полна.
Легко видеть, что для достижения такой сложной простоты Тургеневу
пришлось вначале многим пожертвовать. Он знает о своих персонажах все, но
при письме явственно отбирает лишь то, что необходимо. И когда мы
дочитываем до конца "Рудина", "Отцов и детей", "Дым", "Накануне" и другие
книги, у нас остаются вопросы, ответов на которые мы не знаем.
Произведения Тургенева так невелики по объему и так содержательны. Так
полны бурных чувств и так спокойны. Форма их в каком-то смысле так
совершенна, а в каком-то не выдержанна. В них говорится о России
пятидесятых и шестидесятых годов прошлого века, но также и о нас, какие мы
сегодня. Можно ли узнать от самого Тургенева, какими принципами он
руководствовался? Была ли у него, при всей видимой легкости и
непринужденности письма, собственная теория искусства? Романист обитает,
разумеется, на более глубоком уровне, чем критик, естественно ожидать
поэтому, что его утверждения будут сбивчивы и противоречивы. Всплывая на
поверхность, они словно бы успевают подвергнуться разрушению и распадаются
в свете разума. Однако Тургенев очень живо интересовался литературой как
искусством, и некоторые из его замечаний помогут нам составить
представление о его знаменитых романах. Так, например, однажды начинающий
прозаик принес ему на отзыв рукопись романа. Тургенев сделал замечание,
что в уста героини вложены неверные слова. "А что же она должна была
говорить?" - спросил автор. Тургенев взорвался: "Найти точное выражение
мысли - вот ваша задача!" Молодой человек возразил, что это ему как раз и
не удается. "Не важно. Надо найти... Не подумайте, что я знаю верные слова
и не хочу вам сказать. Но если специально искать, найти абсолютно точное
выражение все равно невозможно. Оно должно родиться само, из глубины. А
иногда это выражение или слово приходится создавать". Тургенев посоветовал
автору отложить рукопись на месяц-другой, пока нужные слова не подвернутся
на язык. Ну а если этого не случится, "если вас так и не осенит, можете
считать, что ничего путного вы никогда не создадите". Как можно из этого
заключить, Тургенев не считал нужные слова плодом наблюдений, он считал,
что они родятся из глубин подсознательного. Если специально искать, ничего
не найдешь. С другой стороны, дальше он говорит об искусстве романиста и
особо подчеркивает важность наблюдений. Романист должен вести тщательное
наблюдение за собой и за другими людьми. "Печаль пройдет, а прекрасная
страница останется". Надо наблюдать постоянно, объективно, беспристрастно.