"Вирджиния Вулф. Эссе" - читать интересную книгу автора

1927



ЗАМЕТКИ О Д.-Г.ЛОУРЕНСЕ


Чтобы защититься от справедливых упреков в предвзятости и неизбежной
неполноте суждений, современному критику лучше всего загодя покаяться в
своих грехах, насколько они тебе известны. Так, в качестве предисловия к
нижеследующим заметкам, их автор полагает нужным сообщить, что до апреля
1931 года она знала о Д.-Г.Лоуренсе почти исключительно понаслышке, а не
из собственного опыта. Он считался своего рода пророком, создателем
мистической теории пола, приверженцем и даже изобретателем новой
непонятной терминологии, допускающей свободное употребление таких слов,
как "солнечное сплетение" и им подобные; и слава за ним шла недобрая.
Просто так покорно следовать по его стопам казалось немыслимым и
недопустимым. А тому немногому из его писаний, что смогло пробиться сквозь
черную завесу дурной славы, не под силу оказалось всерьез возбудить
любопытство и развеять зловещую устрашающую тень. Это прежде всего были
"Грешники", книга, которая показалась перенасыщенной, горячей,
раздушенной; потом "Прусский офицер", от него в памяти ничего не
сохранилось, кроме впечатления мускульной силы и надсадной непристойности;
потом "Погибшая девушка", сделанная плотно, по-матросски, со множеством
точных наблюдений в духе Беннета; два-три очерка о поездках по Италии,
великолепных, но фрагментарных и оборванных как бы на полуслове; и,
наконец, два сборничка стихов, "Крапивы" и "Ромашки", похожие на надписи
на заборе, которые пишут мальчишки, а горничные читают, ужасаются и
хихикают.
Тем временем дифирамбы молящихся на Лоуренса становились все
восторженнее, фимиамы - гуще, а мистериалъные пляски - замысловатее и
упоеннее. Его смерть в прошлом году придала распоясавшимся фанатикам
свежие силы; одновременно она вызвала раздражение у респектабельной
публики; и досада на поклонников и хулителей, на молебны одних и проклятья
других побудила, в конце концов, взяться за "Сыновей и любовников" с тем,
чтобы проверить, велика ли на самом деле разница между тем, что
представляет собой учитель и как пародируют его ученики.
Именно таков был мой угол зрения, хотя при этом, как нетрудно
убедиться, исключаются другие подходы и искажаются другие мерки. Зато сам
роман "Сыновья и любовники", рассмотренный с этой стороны, встает перед
глазами с удивительной отчетливостью, точно остров из вдруг
расступившегося тумана. Он открылся взгляду, резко очерченный, стройный,
ясный и твердый как скала, выделанный рукой мастера, который, кем бы он
там ни был - пророком или негодяем, бесспорно родился в семье шахтера и
вырос в Ноттингеме. Но такая твердость, ясность очертаний, такая
восхитительная экономность и тонкость штриха достаточно часто встречаются
в наш век умелых романистов. Прозрачность и легкость, с какой писатель
может одним мазком наметить и не продолжать, свидетельствует о таланте
сильном и проникновенном. Но вслед за этими импрессионистическими
зарисовками, дающими представление о жизни Морелов - о том, какие у них