"Вирджиния Вулф. Эссе" - читать интересную книгу автора

- всего лишь условность, они не способны учитывать многоразличные
побуждения кипучей человеческой природы; обычаи и правила созданы в помощь
робким, не отваживающимся дать волю своей душе. Но мы, имеющие собственную
личную жизнь, которая нам стократ дороже прочего имущества, с подозрением
относимся ко всякому позерству. Стоит только нам принять позу, выступить с
заявлением, сформулировать доктрину, и мы погибли. Тогда мы живем не для
себя, а для других. Надо уважать тех, кто жертвует собой на благо
обществу, надо воздавать им почести и сострадать им за неизбежные уступки,
на которые они идут поневоле, но что до нас самих, то пусть летят на все
четыре стороны слава, почет и высокие должности, которые ставят нас в
зависимость от других людей. Будем вариться в собственном непредсказуемом
котле, в нашей непреодолимой каше, в буче противоречивых порывов, в нашем
неисчерпаемом диве - ведь душа постоянно творит все новые дивные чудеса.
Переходы и перемены - основы нашего существа; а подчинение - это смерть;
будем же говорить, что в голову взбредет, повторяться, противоречить себе,
городить полнейшую дичь и следовать за самыми фантастическими фантазиями,
не озираясь на то, что делает, думает и говорит мир. Потому что все
несущественно кроме жизни - и, конечно, порядка.
Ибо эта свобода, составляющая основу нашего существа, должна быть
упорядоченной. Хотя трудно себе представить, какая сила должна ее
обуздывать, ведь все мыслимые ограничения, от общественных законов до
личного понятия, подвергнуты осмеянию, и Монтень не устает презрительно
повторять, что человек ничтожен, слаб и суетен. В таком случае, может
быть, следует обратиться за помощью к религии? "Может быть" - это любимое
выражение Монтеня; "может быть", "я полагаю" и прочие обороты,
ограничивающие неразумную категоричность человеческой самонадеянности. С
помощью этих оборотов можно под сурдину высказать мнения, которые
выкладывать прямо было бы в высшей степени неосмотрительно. Ведь говорить
все не следует, есть такие вещи, насчет которых в настоящее время
предпочтительно изъясняться лишь обиняками. Писатель пишет для немногих,
кто его понимает. Так что, пожалуйста, можно искать помощи в религии;
однако для тех, кто живет своей личной жизнью, есть другой наставник,
невидимый цензор, внутренний авторитет, чье осуждение страшнее всего,
потому что ему известна правда, и чья похвала приятнее самой сладкогласной
музыки. Вот чьим судом нам следует руководствоваться; вот тот цензор,
который поможет нам достичь порядка, свойственного "высокородной душе".
Ибо "высшие существа - это люди, которые и наедине с собой придерживаются
порядка". Человек должен поступать в соответствии с собственными
понятиями, должен по внутреннему побуждению найти то тонкое, зыбкое
равновесие, которое направляет, но не сковывает поиски и открытия
свободной души. Не имея другого наставника и не оглядываясь на чужой опыт,
хорошо прожить частную жизнь труднее, чем жизнь общественную. Каждому
приходится осваивать это искусство в одиночку, хотя найдется, наверно, два
или три человека, - из древних это Гомер, Александр Великий, Эпаминонд, из
нашей эпохи, среди прочих, Этьен де ла Боэси, чей пример может быть нам
полезен. Но искусство остается искусством, и материалом ему служит
бесконечно таинственное, изменчивое и сложное вещество - человеческая
природа. К человеческой природе надо держаться как можно ближе. "...Надо
жить среди живых". И опасаться всякой эксцентричности и излишней
утонченности, которые отгораживают от остальных людей. Блаженны те, кто