"Шломо Вульф. Право выбора" - читать интересную книгу автора

её может походя разрушить жена и мать без малейшего на то согласия
мужа-отца и общего сына? Серёжка всю свою короткую жизнь считал часы до
папиного возвращения, готовил к обсуждению с отцом все свои нехитрые
проблемы двора и школы, беспокоился и не спал ночами, если папин самолёт
задерживался где-то по метеоусловиям. И вот любимая и любящая мама убивает
любимого и любящего папу на законном основании и под защитой общества. Все
обеспокоены только одним - как внушить сыну, что отец его вовсе не первый
друг, а злобный оборотень. Иначе сын теряет и мать... Общество не только
освобождает Юрия от всех обязательств перед сыном, но и запрещает ему
иметь такие обязательства, ибо Алла категорически отказалась от алиментов
при условии полного разрыва бывшего мужа с её сыном. Ему предоставлено
право начать жизнь с чистого листа в свои тридцать четыре, начать ну хоть
вон с той красоткой, что так победно, как на уже завоёванного, смотрит
ему прямо в душу бездонным взглядом широко поставленных глаз.
"И холостой? - услышал он после лекции в коридоре, вытирая платком руки от
мела на пути к кафедре. - Разведённый. Иди ты, это же ещё лучше..." Чего
лучше, в самом деле, сменить отнюдь не красавицу и в студенческие времена
Аллу на любую из его нынешних студенток, что минимум на десять лет младше.
В отличие от первого брака, у него, доцента-кандидата, без пяти минут
доктора наук, теперь практически нет конкурентов при завоевании внимания
лучшей из лучших. И нет никаких моральных препятствий для осуществления
тщательно подавляемых все эти десять лет романтических грёз о молодом и
незнакомом женском теле. Не барьер сейчас даже мечтательный
паинька-отличник, доверчивый очкарик Серёжа, которого в классе бьют даже
девочки за то, что он принципиально не учится драться, генетически не
может ударить человека по лицу...


3.


"Даже не знаю, с чего начать, Юрий Ефремович, - Замогильский приклеил к
своему лысому черепу неприятную улыбку при входе нового доцента и
старательно сохранял её, просматривая экзаменационную ведомость. -
Так-таки никто ничего не знает?" "Иначе не было бы двоек, Максим
Борисович." "Двойки - явление в вузе нежелательное, но неизбежное.
Одна-две на группу. Но не одни двойки на обе группы потока, включая
ленинского степендиата, у которого за четыре года, до вас, и четвёрки-то
не было! Что вы по этому поводу мне скажете?" "Только то, что я вам только
что сказал - никто и ничего по предмету уволившегося в мае доцента
Гусакова не знает. Словно курс им не вычитан." Проректор торопливо достал
кафедральный журнал и чуть ли не ткнул им Юрию в лицо: "Видите подписи
Гусакова?" "Подписи вижу. Знаний не обнаружил. Этот Гусаков инженер
или?.." "Много на себя берёте, Юрий Ефремович! У нас не принято поносить
коллег, не тот коллектив! Не вам называть дворником опытного
преподавателя, который, между прочим, пошёл на повышение... Да, он не
узкий специалист в вашей области..." "Я не верю, что все эти студенты
кретины." "Спасибо вам большое, что вы хоть студентов кретинами не
считаете! Я убеждён также, что что-то они знают." "Что-то знают. В рамках
введения в специальность." "Так на тройку они знают?" "Для четвёртого