"Шломо Вульф. Право выбора" - читать интересную книгу автора

курса нет. За то, что они смогли произнести, у них стоит оценка трёхлетней
давности." "Не дотягивают до столичных требований? - ехидно осведомился
проректор, меняя улыбку на оскал. - По-вашему, и мы все тут мозгами не
вышли с вами на равных общаться?" "Я согласен сверх моей нагрузки прочесть
им сокращённый курс. И при плотной работе..." "Сверх вашей нагрузки? Это
не вам решать, что сверх, а что нет! Это мне решать, а не вам решать! А
студентам кто позволит заниматься лишние часы - без обеда? Вместо текущей
программы? Тоже вы сами? При плотной работе! А вы-то умеете это самое -
плотно работать?" "У вас есть основания в этом сомневаться?" "Я не
сомневаюсь только в одном: если эта тёмная история дойдёт до ректора, то
нам всем придётся туго. А хуже всех вам, Юрий Ефремович. Так что я бы на
вашем месте поставил всем тройки, раз вы сами сказали, что они кое-что
знают. Для этого и предусмотрена в вузе посредственная оценка. Одну-две
четвёрки сильным студентам и пятёрку - степендиату. И вопрос закрыт,
идёт?" "А за что пятёрку-то? Или в назидание, чтобы сам впредь занимался
подлогом?" "Я вас более... не смею задерживать, - проректор быстро
пробежал на коротких ногах, тряся низким задом, от стола к двери и
распахнул её, словно беззвучно выкрикнул: - Вон..."
Подходя к дверям кафедры, Юрий услышал то, что уже успел про себя назвать
извержениями Вулкановича: "Так заносчиво ведут себя те, кто сам ничерта не
знает. Я его проверил! Он не знает даже, почему моя парабола загибается
вниз, представляете! И такой неуч и бездарь уверяет, что Гусаков только
расписывался в кафедральном журнале вместо нормального вычитывания курса!
А это уже кле-ве-та на нас всех, в первую очередь на нас с вами, как на
бывшего и нынешнего заведующих кафедрой... Да вот и он сам, - осёкся
старик, увидев входящего Юрия. - Собственной персоной." Валентин
Антонович уже не улыбался. "Так что там произошло с пятым курсом, Юрий
Ефремович? - спросил он с металлом в голосе, свойственным его экранному
двойнику Пал Палычу после раскрытия преступления и перед передачей дела в
суд.- Вы хоть понимаете, в какое положение ставите пригласивший вас
коллектив в первые же дни работы?" "Что вы предлагаете?" "Работать! -
извергался пришибленный было внезапным появлением Юрия и гаденько
улыбавшийся Вулканович. - Работать, как все. Как работали тут до вас и
будут работать и после того, как вы осчастливите нас прощальным ужином.
Да! - входил он во всё больший пафос. - Значит, мы тут все жулики,
занимаемся подлогами, готовим советскому производству брак! Да меня в этом
двадцать лет ни разу никто не обвинял, никто на шестнадцати заводах, где
работают мои выпускники! Заводы, кстати, предпочитают наших специалистов,
а не ваших, как вас там... Ну-ка, ну-ка, я ведь тоже ваш предмет читал,
ответьте-ка мне на такой простой вопрос..." "Ефим Яковлевич!" - поморщился
зав. "Нет, мне просто интересно, - старик стал что-то лихорадочно
рисовать. - Скажите-ка мне, почему вот здесь плюс, а не минус?" Юрий взял
бумажку и не глядя бросил её в урну. "Вот видите! - засверкал старик во
все стороны глазами, - сам ни-чер-та не знает, а к беззащитным студентам
придирается! А они, - он театральным ленинским жестом ладони показал на
затихших ассистентов, - знают! Потому, что учились у меня, а не в
столичном вузе, я сказал!" И сел, чрезвычайно довольный собой.
"Так что там всё-таки произошло?" - стараясь сохранить спокойствие
повторил Попов. "Студенты не готовы к перенесённому на осень экзамену."
"Отдельные студенты?" "Ни один не знает даже на три." "Давайте спокойно.