"Шломо Вульф. На чужом месте" - читать интересную книгу автора

солнцем вечного дня. Его прожекторные лучи били в отключенную хрустальную
люстру под потолком, и она сияла ярче, чем от всех своих электрических
огней. Майю ослепил этот свет, она отвела глаза.
И тут за ег стол без спросу сел мужчина, молча взял меню. Он был
немолод, прилично одет в коммерческое, то есть то, что продавалось за
деньги, а не по талонам. На Майю он не вроде бы обращал внимания. Она же
таращилась на него, пораженная, что не может узнать, хотя явно где-то
видела... Не из штаба, там она знала всех, разнося спецпочту. Не из
лгтчиков, не из моряков, не пограничник... Но и не из немногочисленных
командированных, без конца спрашивавших о письмах до востребования.
Изучив меню, он не стал лихорадочно звать официанта, а молча и
дружелюбно поднял на Майю красивые синие глаза и стал ег как-то необидно,
но внимательно разглядывать, уверенно и постепенно. В его взгляде было
нечто непривычное, но именно то, что она подспудно хотела увидеть в
мужских взглядах, что неуловимо возникало во снах и так же бесследно
исчезало при пробуждениях. Безмолвная беседа глаза в глаза казалась
бесконечной. Такого с ней не было никогда. Ни до замужества, ни после.
Словно они оба зараннее условились об этом свогм свидании, чтобы
поговорить, наконец, на одном, никому больше не ведомом языке... Самое
удивительное, что она понимала этот язык, что ей импонировала
бесцеремонность его взгляда, его хозяйская уверенность в ег покорности. Да
скажи ОН ей сейчас, прямо здесь, в полном, залитом неестественным ночным
солнцем ресторане: разденься - сняла бы перед ним всг. И считала бы
естественным, что за это хулиганство снова высекут... ОН мой господин,
прочих просто нет, прочие мне просто снятся...
Никому не было дела до того, что испытывают эти двое в крохотном в
сущности зале, затерянном под залитым ночным солнцем небом Арктики. Только
официант подошгл и вопросительно уставился на Майю. "Коньяк и к нему, как
обычно, Шура," - негромко сказал незнакомец. Местный, удивилась Майя,
снова мучительно стараясь его припомнить, но возникающие было догадки
странным образом раздваивались и исчезали. "У меня сегодня день рождения,
- сказала она и достала из сумочки платок вытереть пот со лба. - Мне
сегодня двадцать пять." "У меня тоже день рождения, - эхом отозвался он. -
Выпьем за наши общие семьдесят.
И за тебя - подарок мне на день рождения." "За тебя, - повторила она
слово в слово.
- Подарок к моему дню рождения..."
Они подняли рюмки. Майя ощутила прикосновение его сильной руки с
тонкими пальцами к своей обнаженной руке словно удар тока прямо в сердце.
Боль, последовавшая за этим непривычно сильным пожатием, была как
долгожданное освобождение каких-то загнанных внутрь чувств. Как всегда, от
первой рюмки у нег онемели губы. Не отнимая руки и не ослабляя своей
странной хватки, словно он боялся, что она вдруг исчезнет, он налил по
второй. Волны, рождающиеся в одном из них, тотчас по этим рукам
передавались другому. Она положила свою ладонь на его пальцы на своей руке
и сильнее надавила на них. "Нет, - мотнул он головой. - Ты не знаешь моей
силы..." "Да! - почти крикнула она, наклоняясь к нему через стол. - Это ты
не знаешь МОЕЙ силы. Боюсь, что я и сама ег не знаю..." "Я могу сломать
тебе руку," - прошептал он, усиливая хватку. "Не можешь..."
Позже она прочитала, что в подобном состоянии у человека наступает