"Джин Вулф "Меч ликтора"" - читать интересную книгу автора

Ни разу не случалось, чтобы я, встретив мужчину, чья Речь, платье или
обычай выдавали в нем иноземца, не задумывался о том, каковы должны быть
женщины его народа. Родство всегда существует, поскольку их взрастила
единая культура, как дерево едино для листьев, доступных взору, и плодов,
спрятанных в его листве. Однако наблюдатель, осмеливающийся предсказывать
наружность и вкус плодов на том лишь основании, что видел (на расстоянии)
несколько покрытых листьями веток, должен многое знать и о листьях, и о
плодах, если не хочет сделаться посмешищем.
Воинственных мужчин порой рождают слабые женщины, но у них могут быть
сестры, готовые сравняться с ними в силе и превосходящие их по твердости
характера. И вот я, пробиваясь сквозь толпу, в которой почти не замечал
иных людей, кроме эклектиков и траксийцев (не сильно, по моему мнению,
отличавшихся от жителей Нессуса, разве только меньшей изысканностью манер
и одежды), поймал себя на том, что мечтаю о темноглазых, смуглых женщинах,
женщинах, чьи гладкие блестящие волосы так же густы, как гривы пегих
лошадей, на которых ездят их братья; женщинах, чьи лица одновременно и
суровы, и нежны; женщинах, способных яростно сопротивляться и мгновенно
уступать; женщинах, которых можно только завоевать и никогда - купить,
если на свете еще встречаются такие женщины.
Покинув их объятия, я двинулся в своем воображении туда, где, как я
предполагал, находились их жилища - низкие уединенные хижины подле
источников, бьющих из каменных расщелин, укромные юрты среди высокогорных
пастбищ. Вскоре я почувствовал, что пьянею при мысли о горах, как когда-то
пьянел при мысли о море, еще до того, как мастер Палаэмон сообщил мне
точное расположение Тракса. Сколь они величественны, эти бесстрастные
идолы Урса, вырезанные неведомыми умельцами во времена, древность которых
не подвластна разумению; и по сей день они возносят над миром гордые
головы, увенчанные блистающими снежными митрами, тиарами и диадемами,
глядят на него глазами огромными, как города, и плечи их, словно мантиями,
укутаны лесами.
Так я, переодетый горожанином, пробирался по улицам, кишащим людьми и
густо пропахшим экскрементами и дешевой стряпней, в то время как мысли мои
полнились видениями камня и хрустальных потоков, подобных драгоценным
ожерельям.
Теклу, думал я, должно быть, увозили к самым подножиям этих вершин - без
сомнения, для того, чтобы спасти от жары в какое-нибудь особенно знойное
лето; ведь многие картины, рождавшиеся в моем сознании (казалось бы, сами
по себе), могли явиться лишь ребенку. Я видел цветущие цикламены и
созерцал их девственно чистые лепестки с непосредственностью, которой
взрослому никогда не достичь, если он не опустится на колени; видел
пропасти, наводящие такой леденящий ужас, словно само их существование
было противно законам природы; видел горные пики столь немыслимой вышины,
что казалось, они вовсе не имеют вершин, и мир вечно пребывал в падении с
неких недоступных человеческому воображению Небес, которые благодаря этим
горам удерживают его в своей власти.
Наконец, пройдя почти весь город насквозь, я приблизился к Замку Копья. Я
подождал, пока привратники установят мою личность, после чего мне было
позволено взойти на главную башню - как когда-то я поднялся на нашу Башню
Сообразности перед расставанием с мастером Палаэмоном.
Тогда я желал попрощаться с единственным известным мне городом и стоял на