"Франциска Вульф. Камни Фатимы ("Тайна дочери пророка" #1) " - читать интересную книгу автора

Беатриче, напротив, рассматривала эти события беспристрастно и с
юмором. Никому не пришло в голову спросить ее, и ей не нужно было называть
вещи своими именами. Наоборот, она находила все происходящее занимательным.
Во время ежедневных занятий арабским языком Мирват рассказывала о самых
последних слухах и сплетнях, которые носились по дворцу.
Спустя несколько недель Беатриче и сама уже понимала то, о чем говорят
окружающие. Эти разговоры она могла подслушать с галереи гарема через резные
решетки, не боясь разоблачения. Мужчины с глубоким уважением и почтением
отзывались о необычных способностях Али аль-Хусейна. Они предполагали, что
он использовал индийское искусство исцеления и специальные лекарства из
Египта вкупе с загадочными абиссинскими ритуалами. Некоторые, правда,
говорили о волшебстве, но очень тихо, прикрыв рукой рот, чтобы не обидеть
столь могущественного и уважаемого господина, как Али аль-Хусейн. На это не
отваживались даже приближенные эмира. Всякий раз, когда Беатриче слышала об
этих диких предположениях, она еле сдерживала смех. Ах эти простофили! Что
бы они подумали, узнав, кто в действительности спас жизнь Мирват? Наверное,
их хватил бы апоплексический удар!
Хотя, в принципе, она могла предположить, что кое-где и кое-кто знает
правду. Как всегда говорила Мирват: "Во дворце крыша имеет глаза, стены -
уши, а ковры - уста".
Поначалу Беатриче не воспринимала эти слова всерьез. Но когда Нирман,
личная служанка Мирват, пришла к ней, чтобы та осмотрела рану на пальце, она
задумалась. Тайно ночью при свете масляной лампы Беатриче обрезала края
ранки, промыла ее горячей водой и продезинфицировала ароматическим маслом,
смочив им простерилизованную в горячей воде тряпицу.
Беатриче все время была вынуждена импровизировать. Она объяснила
Нирман, что следует два дня поберечь руку, если она не хочет, чтобы инфекция
снова попала в рану. Ей показалось, что Нирман не очень хорошо поняла ее,
потому что, как большинство служанок, не владела латинским языком. Однако
через два дня ранка стала затягиваться и служанка снова могла выполнять свои
обязанности, а спустя еще день Беатриче сняла повязку с пальца.
С этого момента все женщины гарема желали встречи с Беатриче. Сначала
они приходили тайно, поздним вечером или в сопровождении многочисленных
подруг, будто испытывали страх перед чужеземкой с Севера. Но потом их страх
исчез. Женщины приходили с жалобами на боли в животе, горле и в суставах. Их
было так много, что она невольно вспомнила о своей работе в приемном покое
больницы. Здесь, в гареме, она была и хирургом, и гинекологом, и педиатром,
да еще при полном отсутствии каких-либо вспомогательных средств.
Однажды, спустя два месяца после исцеления Мирват, Беатриче разбудил
громкий стук в дверь. Удивленная, она села в постели. Было раннее утро. На
небе еще виднелись звезды и серп луны. Кто мог помешать ее сну? Стук в дверь
становился все нетерпеливее.
- Уже иду! - крикнула Беатриче и, выскользнув из кровати, открыла
дверь.
- Ну и дела! Я уже думала, что до самого утра буду тут торчать!
Не в состоянии произнести ни слова, Беатриче уставилась на пожилую
женщину, которая, опираясь на палку из полированного эбенового дерева,
прошлепала мимо нее в комнату. То была Зекирех, мать самого эмира. Казалось,
во дворце не существовало человека, который бы не дрожал перед ней. Даже
Мирват не осмеливалась ей перечить.