"Франциска Вульф. Стражники Иерусалима " - читать интересную книгу автора

канавах, явно не относилось к их числу. Однако он промолчал. Столетия,
прошедшие с тех пор, многое преобразили. Быть может, кто-то мог тосковать
даже по гнили и разложению, если ему не приходилось жить среди этого.
- За эти века многое переменилось, Ансельмо. Почтенные семейства
исчезли. Многие палаццо, в которых я когда-то бывал в гостях, уже давно
снесены либо так перестроены, что их невозможно узнать. Целые кварталы тоже
неузнаваемо изменились. Город разросся. Там, где раньше стояли хижины
ткачей, теперь под своды вокзала въезжают поезда. А там, где пасли наш скот,
нынче высятся небоскребы.
Ансельмо пожал плечами:
- Ну и что? В конце концов мир преображается и развивается. Многое из
того, что нас окружало, вряд ли достойно сожаления. А кое-что осталось
неизменным, - произнес он с улыбкой. - Вот, к примеру, собор Санта-Мария
дель Фьоре. И другие церкви. Понте Веккьо - Старый мост. Даже многие из
старых зданий сохранились и стоят по-прежнему. Вспомни палаццо
Медичи-Риккарди. Оно...
- Теперь там музей, - раздраженно перебил его Козимо. - Другие дома и
церкви из тех, что ты упомянул, тоже постоянно перестраиваются.
Инженеры-строители и реставраторы должны охранять и лелеять их, чтобы они не
пришли в упадок. - Он горестно вздохнул. - Иногда я чувствую себя таким же
домом. Пусть фасад покрашен заново, но все нутро, сердце - старое и
прогнившее, изъедено плесенью и червями-древоточцами, жалкие остатки давно
забытой эпохи. - Он медленно покачал головой. - Нет, Ансельмо, человек
воистину не создан для вечности.
Ансельмо глубоко вздохнул и ничего не ответил. Тут он был полностью
согласен с Козимо. Жизнь человека не задумана длиться вечно. Но какой смысл
терзаться из-за этого? У них не было другого выбора, кроме как признать
вечность. По крайней мере, пока еще не было.
Козимо задумчиво повертел чашку в руках и провел указательным пальцем
по искусно выполненной глазури.
- Этот сервиз принадлежал одной из моих племянниц, может, ты еще
помнишь ее. - Ансельмо кивнул. Как он мог ее забыть? - Я прекрасно помню,
при каких обстоятельствах она получила в подарок этот сервиз. Ей тогда
исполнилось пятьдесят. Перед моими глазами до сих пор стоят ее надутые от
чрезмерных восторгов губы и сияющие от радости глаза. Как же она любила этот
сервиз! Она так привязалась к нему, что даже на смертном одре попросила
камеристку поставить его рядом на подносе, чтобы в последний раз
полюбоваться им. Сколько ей было лет, когда она умерла? Восемьдесят три? Или
восемьдесят пять?
- Восемьдесят шесть.
Козимо отпил еще глоток и с досадой покачал головой:
- А я забыл. Честно говоря, я не могу даже вспомнить ее имя.
- Это не мудрено, Козимо. Ведь столько лет прошло...
- Не только в этом причина, Ансельмо. На протяжении всех этих лет я
вырастил и похоронил такое количество племянниц, в том числе внучатых и
правнучатых, что едва могу отличить одну от другой. С годами их становилось
все меньше. И под конец я остался один. Последний из когда-то славного рода
Медичи. Некоторых представителей моей фамилии историки хотя бы удостоили
пары строк упоминания в энциклопедиях. А все остальные, среди них и
Франческа, превратились в пыль... и горстку отрывочных воспоминаний,