"Франциска Вульф. Стражники Иерусалима " - читать интересную книгу автора

оказавшийся почти пугающе прочным. Ансельмо тут же узнал чашку и ощутил, как
у него на затылке волосы встали дыбом. Он ненавидел эту чашку из китайского
чайного сервиза эпохи династии Мин. Остальные чашечки и такой же чайник
стояли на подносе эбенового дерева на расстоянии вытянутой руки от Козимо,
словно тот опасался, что кто-то может забрать их. На аукционах такие
безупречно сохранившиеся изделия достигали едва ли не астрономических цифр.
Ансельмо неоднократно пытался уговорить Козимо продать наконец сервиз, но
все было напрасно. Тот же всегда парировал, что с этим сервизом связано
слишком много воспоминаний. Воспоминаний чересчур дорогих, чтобы их можно
было обменять на деньги.
Дорогие воспоминания . Ансельмо стиснул зубы. В голове не укладывалось,
почему Козимо снова и снова по доброй воле предавался этим мукам, почему не
хотел просто расстаться с фарфором и все забыть.
Сервиз был в некотором роде одним из последних сохранившихся
современников славной династии. От всесильных китайских императоров, с
иероглифами их имен на фарфоре, не осталось ничего, кроме сочинений
историков. Точно так же, как от флорентийской фамилии Медичи, по заказу
которой ровно пятьсот лет назад китайский фарфор был доставлен в Европу
весьма авантюрным способом. Все они превратились в пыль и прах, погребены и
забыты.
Ансельмо мечтал, чтобы и сервиз разделил наконец судьбу своих бывших
владельцев. Ему уже не раз приходила в голову шальная мысль подкупить
горничную, чтобы она во время уборки "по неосмотрительности" опрокинула
поднос, однако он не посмел. Подозрение Козимо сразу бы пало на него, а на
этом свете Ансельмо больше всего боялся гнева синьора. Если уж он не мог
разбить этот злосчастный сервиз, то его следовало бы по крайней мере отдать
под надзор какого-нибудь музея. Или в руки коллекционера, который не страдал
бы от мучительных воспоминаний, рассматривая каждую трещинку на чашках.
- Ансельмо, - вдруг произнес Козимо, не отрываясь от панорамы города, -
налей себе тоже чашку чаю. Ты пришел, чтобы попытаться вывести меня из
меланхолии?
- Я знал, что найду тебя здесь. - Ансельмо порывисто подошел к креслу и
налил себе из чайника в одну из тонких чашек ароматный напиток. Жасминовый
чай. Еще один признак депрессивного настроения Козимо. Этот чай он пил
исключительно в состоянии уныния и тоски. - Ты ведь любишь это место у окна,
откуда открывается дивный вид на город.
- Да. И еще люблю это удобное кресло. Оно гораздо удобнее, чем все
стулья, которые у нас были раньше. Я глубоко погружаюсь в него и чувствую
себя таким же защищенным, как во чреве матери.
Он замолчал, чтобы сделать глоток из чашки, и Ансельмо быстро взглянул
на него. На лице Козимо промелькнула улыбка, хотя и мимолетная и едва
уловимая, однако Ансельмо почувствовал облегчение. Эта улыбка означала свет
в конце туннеля. Быть может, на сей раз меланхолия не так цепко держала его
в своих лапах.
- Скажи, Ансельмо, ты тоже видишь крыши такими, какими они были
когда-то? Ты слышишь громыхание повозок на улицах, ощущаешь запах нечистот,
притягивающий к себе крыс в переулках? - Он закрыл глаза и потянул носом,
будто и в самом деле почувствовал тот средневековый запах.
Ансельмо передернуло. Некоторых вещей из далекого прошлого недоставало
даже ему, но зловоние, исходившее от отходов, медленно гниющих в сточных