"Эдвард Уитмор. Синайский гобелен ("Иерусалимский квартет" #1) " - читать интересную книгу автора

* * *

На следующий день он слег от менингита, ставшего причиной смерти его
младших братьев и сестер. Таким образом, следующего поколения тетушек и
дядюшек не стало, и милая традиция, что вела свою историю со времен
царствования Генриха II, прервалась.
В постели умирал от болезни изнуренный мальчик, который решил сделать
то, на что не отваживался никто из рода Стронгбоу: внести в жизнь
случайность и изгнать предопределение. Прежде всего он решил выжить, но это
далось ему лишь ценой полной глухоты. Во-вторых, он решил стать крупнейшим в
мире специалистом по растительному миру, ввиду того, что в столь юном
возрасте люди его мало занимали.
До приступа менингита он был среднего роста. Однако кризис, связанный с
приближением смерти, и воспоследовавший засим торг с собственной судьбой
внесли свои изменения. К четырнадцати годам ему предстояло вытянуться до
шести футов, а к шестнадцати он достиг своего полного роста: семь футов и
семь дюймов.
Разумеется, его дядюшки и тетушки были крайне озадачены событиями
двенадцатого года его жизни, но все еще пытались жить так, как жили
Стронгбоу во все времена. Так, когда он еще лежал в постели, потихоньку
выздоравливая, - а это пришлось как раз на канун Рождества, - они вновь
собрались в большом банкетном зале на традиционный подушечный матч.
Исполнившись страха и беспокойства, они отважно пытались вести себя как
обычно, упорно отшлифовывая семейную традицию, так же как некогда первый из
герцогов начищал свои доспехи.
Пока из зала убирали мебель, они разбирались на команды и игриво
подталкивали друг друга, улыбаясь, кивая и вежливо похохатывая, шлепали
разок-другой по мягкому месту, терпеливо образуя очереди, чтобы через минуту
столь же терпеливо перестроиться, флегматично стояли рядком, обменивались
замечаниями о дождливой погоде и беспомощно хихикали, придя к абсолютному
согласию.
Оставалось лишь несколько минут до полуночи, открывавшей канун
Рождества - первого из двенадцати дней веселой возни и обжиманий. Но когда
игровое поле было расчищено, в тот самый миг, когда в центре торжественно
возложили атласную подушечку и вот-вот должна была начаться потеха, в зале
вдруг воцарилась жуткая тишина.
Все обернулись. В дверях стоял их изможденный племянник, уже ставший на
пару дюймов выше, чем им помнилось. Прямо перед собой он держал наготове
средневековую пику двенадцати футов длиной, тяжелую и зловещую.
Мальчик направился прямо на середину зала, пронзил атласную подушечку и
швырнул ее в камин, где та, полыхнув, моментально сгорела. Вслед за этим,
произнося слова то громогласно, то едва слышно, - потому что он еще не мог
модулировать свой голос, не слыша его, - мальчик объявил, что все они
изгоняются из его дома и владений навеки. Если хоть кто-либо из
родственничков будет обнаружен на его земле после того, как часы пробьют
полночь, прокричал он, их постигнет участь этой подушки. Раздался вопль, все
ринулись к дверям, а будущий двадцать девятый герцог Дорсетский невозмутимо
приказал вернуть мебель на место и взял судьбу в свои руки.

* * *