"Митчел Уилсон. Встреча на далеком меридиане" - читать интересную книгу автора

сердце: само онемение становилось болью. Он тосковал по новым идеям и
палящему биению жизни. Он в пятый раз отложил расчеты, оттягивая решение с
часу на час, со дня на день - до того времени, когда в нем вновь
пробудится прежняя страстная заинтересованность. Как страшно было думать,
что этот холод останется в нем до конца жизни! И он вел свирепую
внутреннюю борьбу против удушающего равнодушия, за возвращение прежнего
великолепия чувств.
Он вел эту борьбу без всякой жалости, потому что нельзя было терять ни
минуты: эта оледенелость пугала его даже не сама по себе, хотя она тоже
была страшна; больше всего он боялся, что она - только прелюдия к полному
мраку, к тому времени, когда в его мозгу не будут пробуждаться и самые
банальные идеи, а тогда бороться уже будет поздно. Тогда он станет живым
мертвецом.
Нет, он не хотел сдаваться. Он заставлял себя продолжать работу -
сохранять внешнюю форму своей творческой жизни. Он никогда не жаловался и
ни разу - если не считать единственного срыва, свидетельницей которого
оказалась Мэрион, - даже намеком не обмолвился о том, как иногда застывает
его сердце. Но прячась за этим фасадом, он брел наугад по дням своей
жизни, словно блуждая в незнакомом лесу, и тщетно ждал какого-нибудь знака
- пусть самого незаметного, какого-нибудь звука - пусть самого слабого,
который вывел бы его назад, к ясности. Вновь и вновь его постигало
разочарование, но твердое решение не уступать поддерживало его, как
стальная опора. Сейчас все его сознание, все его нервы были настроены на
приезд Гончарова, словно этот человек, которого он никогда не видел, чьего
голоса ни разу не слышал, чья жизнь, вкусы и характер были ему совершенно
неизвестны, уверенно шел к нему через густую чащу, - и этой встрече было
суждено его воскресить.
В каком-то отношении этот незнакомец стал для него самым близким
человеком на свете, потому что, поставив свой важнейший эксперимент. Ник
узнал, что почти в ту же самую минуту почти на противоположной стороне
земного шара к этому человеку пришло точно такое же озарение. Ника
поразило своеобразие мышления этого человека: сам он отбросил сотни
возможных вариантов своего прибора, прежде чем выбрал тот, который мог
лучше всего проверить его теорию, но этому человеку пришел в голову еще
один вариант, такой же новый, такой же точный и в то же время основанный
на принципах, о которых Ник даже не подумал. И когда Ник после двух лет
напряженной работы получил один результат, Гончаров опубликовал чуть-чуть
иной. И все же, как бы ни были различны миры, в которых жили эти два
человека, как бы ни были различны оттенки истины, которую они открыли,
между ними оставалось то общее, что позволит им, когда бы и где бы они ни
встретились, без всяких предисловий приступить к подробному обсуждению
того, что для обоих важнее всего на свете; правда, Ник не представлял
себе, как может эта встреча вызвать столь необходимое ему чудо, но все это
время ветры интуиции свистели в его ушах, крича, что именно так и будет.
Неожиданный телефонный звонок из Кембриджа мог означать что угодно - и
то, что встреча произойдет строго в намеченный срок, и то, что приезд
русской делегации вообще отменяется.
Он вскочил и отошел от стола, так как слишком долго пробыл наедине со
своими мыслями. В присутствии других людей его внешнее "я" все еще было
решительным, энергичным, бодрым. Но прежде чем он успел выйти из кабинета,