"Митчел Уилсон. Встреча на далеком меридиане" - читать интересную книгу автора

полностью исчерпана, однако открытие ядерных ливней в атмосфере было еще
более заманчивым, и сперва он вложил в исследование их природы всю свою
изобретательность и силу воображения - так прежде он занимался физикой
атомной бомбы. Освободившись от ненавистной работы, он едва успевал
справляться с решениями новых проблем - до того быстро они у него
возникали.
Идея эксперимента с пи- и мю-мезонами пришла ему в голову солнечным
утром, когда он подводил свой автомобиль к институтской стоянке. Вся
картина процесса распада возникла перед его глазами так ясно, что
казалось, он мог ее коснуться, а когда он вынул ключ из замка зажигания, в
его мозгу уже полностью сложилась схема прибора для этого эксперимента. От
волнения и восторга у него перехватило дыхание. Шесть месяцев спустя у
него почти так же возникла идея его уравнений диффузии, словно, вытираясь
после душа, он внезапно открыл то, что знал всегда, хотя и не сознавая
этого.
Благодаря подобным внезапным открытиям в собственном сознании он был
всегда необычайно интересен самому себе, потому что, казалось, не было
конца фантастическому разнообразию сокровищ, еще скрытых, но вот-вот
готовых засверкать перед ним без всякого усилия с его стороны, когда ан
этого совсем не ждет. Каждое прозрение требовало напряженной и
сосредоточенной работы, потому что нужно было успеть исследовать и
проверить его, прежде чем перед ним вдруг вспыхнет новое открытие.
В те дни жизнь была захватывающе интересна. Он работал потому, что
страсть к работе не отпуская вела его вперед. Он никогда не задумывался,
почему выбрал эту работу и занимается именно ею. Просто все остальное
казалось по сравнению с ней пресным и скучным, каждый день, даже
неудачный, был волнующим приключением, потому что и разочарования, и
восторг он ощущал с одинаковой силой. Что бы ни было сейчас, завтра дела
обязательно пойдут лучше. Люди, не имевшие отношения к его науке, не
знавшие, как все это бывает на самом деле, учено, напыщенно, а иногда с
почтительным трепетом писали, что он слуга человечества, принадлежит к
авангарду современного общества, а то еще даже - что он первосвященник
чего-то там такого; но ни он сам, ни его коллеги никогда не прибегали к
таким выражениям. Ощущение творчества было совсем другим - очень личным,
совершенно непередаваемым, и он никогда не отделял это ощущение от самой
работы, пока где-то в глубине его сердца они не разделились сами собой,
когда яд, медленно распространявшийся с момента шока, вызвал духовный
паралич. Кошмарная картина снова встала перед навеки испуганными,
остановившимися глазами и открытым в изумлении ртом, картина, никогда не
исчезавшая из его памяти, - пораженное молнией дерево, половина которого
по-прежнему зеленеет, а другая в одно жгучее мгновение превратилась в
ничто. Творческие мысли стали приходить все медленнее, все реже, и теперь
в них уже не было радости - наоборот, они приносили с собой грусть.
Теперь он был похож на человека, который больше не ведает жара любви,
но совершает ее акт так умело" что каждую секунду женщина чувствует и
удовлетворенность и томление, пока наконец, искусно вызванная мука не
перейдет в экстаз, а сам он все это время, несмотря на свою мастерскую
технику, не испытывает ничего, кроме последнего холодного взрыва ощущений,
не лучше и не хуже тысячи изведанных прежде.
Вот это отсутствие страсти и было самое худшее - хуже, чем пустота в