"Роберт А.Уилсон, Роберт Шей. Золотое яблоко ("Иллюминатус!" #2) " - читать интересную книгу автора

ясно - без труда, который он затратил, разбираясь в словах Голландца. У
постели стоял Малдонадо с лицом Бориса Карлоффа и сказал: "Мы заслуживаем
смерти". Да: именно этого и хочется, когда выясняешь, что ты не человек, а
робот, как понял это Карлофф в последней сцене "Невесты Франкенштейна".
Дрейк снова проснулся, на этот раз по-настоящему. Все ясно, предельно
ясно, и никаких сожалений. Вдалеке над Лонг-Айленд-Саундом послышался первый
отдаленный раскат грома, но он знал, что это не гроза, хотя именно так решил
бы любой ученый, не столь еретичный, как Юнг или Вильгельм Райх. - "Наша
работа, - написал Хаксли перед смертью, - это пробуждение".
Дрейк быстро накинул на себя халат и вышел в темный елизаветинский
коридор. Этот дом и земля с коттеджами обошлись ему в пятьсот тысяч
долларов, а ведь это лишь одно из восьми его имений. Деньги. Что означала
фраза, которую написал этот проклятый глупый-умный Лавкрафт? Когда появился
Ньярлатхотеп, "дикие звери шли за ним и лизали ему руки"? Какое это имело
значение, если "слепой идиот Бог Хаос взорвал земную пыль"?
Дрейк распахнул дверь комнаты Джорджа. Хорошо: Тарантелла ушла. Снова
прогремел гром, и тень Дрейка, черневшая над кроватью, еще раз напомнила ему
сцену из фильма Карлоффа.
Он наклонился над постелью и легко потряс Джорджа за плечо.
- Мэвис, - сказал мальчишка.
Что за Мэвис такая, подумал Дрейк. Наверняка нечто неповторимое, если
после встречи с выдрессированной иллюминатами Тарантеллой Джордж видит ее во
сне. Или Мэвис тоже бывшая иллюминатка? Дрейк подозревал, что в последнее
время количество иллюминатов в стане дискордианцев возросло. Он снова потряс
плечо Джорджа, энергичнее.
- О нет, я уже не кончу, - сказал Джордж.
Дрейк встряхнул его еще; два уставших испуганных глаза открылись и
посмотрели на него.
- А?
- Вставай, - пробормотал Дрейк, приподнимая Джорджа под мышки. -
Вылезай из кровати, - добавил он, задыхаясь.
Дрейк смотрел на Джорджа сквозь вздымавшиеся волны. Черт побери, оно
уже обнаружило мое сознание.
- Ты должен убраться отсюда, - повторил он. - Здесь тебеопасно быть.
23 октября 1935 года: Чарли Уоркман, Менди Вейсс и Джимми Землеройка
врываются в заведение "Палас" и, как приказано, начинают ковбоить...
Свинцовые пули, как дождь... а дождь, как свинцовые пули, стучит в окно
Джорджа. "Господи, что случилось?" - спрашивает он. Дрейк протягивает ему
его трусы и умоляет: "Быстрее!" Чарли-Жук смотрит на три тела: это Абадаба
Берман, Пулу Розенкранц и еще кто-то неизвестный. Не Голландец. "Боже, мы
облажались, - говорит он. - Голландца здесь нет". Но на аллеях сновидений
началось волнение: Альберт Штерн, принимая последнюю вечернюю дозу,
неожиданно вспоминает свои фантазии о том, чтобы убить какую-нибудь не менее
важную птицу, чем Джон Диллинджер. "Сортир", - возбужденно говорит Менди
Вейсс; как всегда во время такой работы, он испытывал эрекцию. "Человек -
это гигант, - говорит Дрейк, - вынужденный жить в хижине пигмея". "Что это
значит?" - спрашивает Джордж. "Это значит, что все мы дураки, - возбужденно
произносит Дрейк, учуяв запах блудной старухи Смерти, - особенно те из нас,
кто пытается строить из себя гигантов, заталкивая остальных в хижину, вместо
того чтобы разрушить ее стены. Это рассказывал мне Карл Юнг, только более