"Алан Уилльямс. Дневники Берии " - читать интересную книгу автора

издаваемые на Западе, и составлял ежедневные обзоры, а Борис делал то же с
советской прессой. Ему было трудно, ибо приходилось читать между строк и
отбрасывать несущественные детали с целью составления обзора или, наоборот,
детального анализа важных событий, о которых лишь вскользь упоминалось в
советской прессе.
И хотя нам обоим платили по американским ставкам, Борис не был доволен.
Он считал, что его талант не ценился должным образом. Его энциклопедические
познания в области жизни в советском государстве давали ему явные
преимущества перед другими советологами, многие из которых никогда в СССР не
были. Он видел, как людей менее компетентных, вроде нашего непосредственного
шефа, старшего эксперта по информации, продвигали на важные должности. Это
был жизнерадостный эстонец, не очень умный человек, который в 1939 году
сделал глупость, переехав на Восток, и попал на 10 лет в сталинские
застенки.
Борис был сам во многом виноват с его способностью раздражать людей,
особенно американцев из штаба радио, серьезных мужчин с тщательно выбритыми
щеками и аккуратно застегнутыми на все пуговицы рубашками, которые никак не
могли понять его славянский характер. Но его карьере препятствовало не
только это. Было еще одно обстоятельство. Отец Бориса был видным ученым при
сталинском режиме, и Бориса с детства готовили к высокой должности, а это в
глазах работников радио делало его подозрительным. Борису было трудно
объяснить, почему он отказался от благополучной сытой жизни дома в пользу
сомнительных преимуществ Запада. Еще будучи студентом МГУ, он видел ложь,
глупость, глумление над интеллигенцией, характерные для коммунистической
системы и ненавидел все это.
В то мартовское утро мы с Борисом, сами того не ведая, оказались на
распутье, и впереди нас ждали важные перемены.
В 8.30 он принес кофе, еще сердясь по поводу письма господина Штольца.
Я встал, побрился, ополоснул лицо водой из кувшина (душа у нас не было),
оделся в костюм для работы - старый замшевый пиджак, свитер и коричневые
брюки, проглотил пару таблеток, которые принимал со времен моего нервного
срыва восемь месяцев тому назад, и мы с Борисом на моем ситроене поехали на
радио - к длинному серому зданию, похожему одновременно на частную клинику и
военный штаб.

* * *

Вечером мы начали убирать квартиру. Борис запретил прикасаться к книгам
и газетным вырезкам, а западные журналы разрешил выбрасывать. Мы
подискутировали по поводу старых номеров "Правды", которые стояли в моей
комнате кипами в три ряда до самого потолка. Наконец решили выбросить все за
исключением одного номера от 23 ноября 1963 г., где на первой странице был
портрет президента Джона Кеннеди и рассказ об убийстве в Далласе.
Борис сварил кофе и открыл бутылку "Ротшильда-67". Он пил вино из
чайной чашки, ибо презирал "буржуазные штучки", так он называл рюмки.
Квартиру он убирал по собственной методе, и вскоре в ней воцарился еще
больший беспорядок.
Мне были поручены подшивки в моей комнате и ванной - объект менее
значимый. Но все, что я хотел выбросить, складывалось в холле и
просматривалось Борисом. Во время этой работы я обдумывал свои не самые