"Тэд Уильямс. Явившийся в пламени (Орден Манускрипта)" - читать интересную книгу автора

ума. Я голодала без него, без его поцелуев, его голоса.
Он дарил мне мелочи, которых не водилось в унылом, бережливом доме
Сулиса, - цветы, сладости, безделушки, покупая их на рынке в новом городке
Эркинчестере за воротами замка. Я с трудом заставляла себя есть медовые
финики, которые он приносил - не потому, что они были разорительны для его
кошелька, хотя так оно и было - он не мог похвалиться богатством, как его
друг Аваллес, - а потому, что это были его дары, для меня драгоценные.
Съедать их казалось мне чудовищным транжирством.
- Ну так ешь понемногу, - говорил он мне. - Они будут целовать твои
губки, когда меня рядом нет.
Нечего и говорить, что я отдалась ему безраздельно. Намеки Ульсы на
падших женщин, которые топятся в Королевском озере, на невест, которых с
позором отсылают к родителям после первой ночи, даже о незаконных детях,
становящихся причиной страшных войн, я пропускала мимо ушей. Я отдала
Телларину и сердце свое, и тело. Кто бы не сделал этого на моем месте? И
стань я опять той девушкой, вышедшей из мрака своего грустного детства на
свет яркого дня, я сделала бы это снова и с той же радостью. Даже теперь,
когда я вижу всю глупость содеянного мной, я не могу винить ту девочку.
Когда ты молода и жизнь кажется тебе длинной-предлинной, у тебя, как ни
странно, совсем нет терпения - ты не можешь понять, что будет и другой
день, другое время, другой случай. Так уж создал нас Бог - кто знает
почему?
Вот и для меня в те дни не существовало ничего, кроме жара в моей
крови. Когда Телларин стучался ко мне ночью, я укладывала его в свою
постель, а когда он уходил, я плакала, но не от стыда. Между тем осень
сменилась зимой, но нам и горя было мало - мы построили себе свой
собственный теплый мирок. Я ни на миг не могла представить себе жизни без
Телларина.
Скажу опять - юность глупа, ведь я столько уж лет живу без него. И в
жизни моей с тех пор, как я его потеряла, было немало радостей, но тогда я
нипочем бы не поверила в это. И все же я никогда больше не жила так полно
и ярко, как в дни своей первой любви. Словно я знала, что нам недолго быть
вместе.

***

Как ни назвать это - судьбой, проклятием или волей небес, - но
теперь, оглядываясь назад, я вижу, как нечто неотвратимо вело нас к месту
нашего назначения.
В одной ночи в конце месяца фейервера я начала понимать, что отчим не
просто чудит - дело гораздо хуже. Я кралась по коридору обратно в свою
комнату, проводив Телларина, и ни о чем другом не думала - и вдруг
наткнулась на Сулиса. Я пришла в ужас, решив, что мое преступление столь
же очевидно, как кровь на белой простыне, и, вся дрожа, ожидала
изобличения. Но он лишь заморгал и поднял свечу повыше:
- Бреда? Что ты здесь делаешь, девочка?
Он не называл меня "девочкой" с тех пор, как умерла мать. Его
немногие волосы растрепались, словно он сам только что разгуливал где-то,
но, судя по его застывшему взгляду, прогулка была не из приятных. Широкие
плечи поникли, и он казался таким усталым, что едва мог держать голову