"Теннесси Уильямс. Римская весна миссис Стоун" - читать интересную книгу автора

чуть притушена лишь ужасающим убожеством его одежды, а еще - какой-то
вороватой повадкой. Единственное, что на нем было приличного - черное
пальто, явно тесное. Воротник его был расстегнут, открывая треугольник
обнаженной груди цвета слоновой кости; под пальто - никаких признаков
рубашки. Манжеты брюк превратились в лохмотья. В большущие дыры кожаных
туфель выглядывали пальцы. И хотя красота его привлекала внимание, он явно
хотел остаться незамеченным: поймав чей-нибудь взгляд, тут же отворачивался.
Голова его была опущена, втянута в плечи. И все же чувствовалось, что он все
время настороже, В позе его была такая напряженность, что казалось, он
вот-вот крикнет или поднимет руку - не то в нетерпеливом призыве, не то в
приветственном жесте. Но он стоял так уже очень давно, и никакого знака ему
не подавали, и, стало быть, момент для призыва или ответного приветствия с
его стороны не наступал. Так он и стоял, весь напряжение и настороженность,
и, когда на террасе пятого от площади этажа вдруг возникли две фигуры,
буквально впился в них взглядом. На террасу палаццо еще падали слабеющие
лучи солнца и, похоже было, задержатся на ней минут пятнадцать после того,
как распрощаются до утра с Испанской лестницей. Высоко над площадью на
террасе стояли две женщины в темных мехах; лица их были скрыты поднятыми
воротниками манто, так что снизу, оттуда, где он стоял, могло показаться,
что это две огромные экзотические птицы, властвующие над пропастью. Молодой
человек всматривался в них с такою опаской, словно птицы эти хищные, в любой
миг готовые камнем броситься на него и закогтить. Он все следил за ними,
явно чего-то ожидая, как вдруг рот его болезненно искривился, а длинные
зазябшие пальцы украдкой, словно он боялся выдать себя жестом столь
постыдным, заползли под черное пальто и прижались к теплому, истерзанному
ноющей болью верху живота: голод донимал его уже много дней и ночей, с тех
самых пор, как он вылез из раковины родного городка, затерявшегося в холмах
южнее Рима, и он звал почти наверняка, что и в эту ночь ляжет спать
голодным. И, зная это, уголком глаза следил за американским туристом - тот
остановился неподалеку, под египетским обелиском, и делал вид, будто
рассматривает выбитые на камне загадочные языческие письмена. Но молодой
человек знал, что засунутая в карман рука туриста вот-вот извлечет оттуда
пачку сигарет, и ему будет предложена одна из них. Если он ее примет, за
этим последуют другие предложения, и тогда на ближайшие дни он будет
избавлен от голода и от других лишений. Все еще не отвечая на взоры
незнакомца, он искоса обежал оценивающим взглядом фотоаппарат, свисающий у
того с плеча на кожаном ремне, и золотой браслет от часов на запястье и даже
прикинул, какой у него примерно размер рубашки и туфель. И все-таки, когда
американец проделал именно то, чего он ожидал, молодой человек резко мотнул
головой, отошел на несколько шагов и вновь устремил неотрывный взгляд в
высоту, на террасу старинного палаццо; ибо когда человеку уготована встреча
с величием, он не смеет им поступаться ради насущных благ...


* * *

А в миссис Стоун и впрямь было своеобразное величие - оно пришло на
смену былой красоте. Что красоты уже нет, она поняла лишь недавно и иногда
все еще забывала об этом. Забывать удавалось порою в просеянном сквозь
шелковые шторы полумраке спальни, где искусно смягченные отражения зеркал