"Теннесси Уильямс. Римская весна миссис Стоун" - читать интересную книгу автора

живот стюардессы, стала ее отпихивать, выкрикивая что-то нечленораздельное,
покуда не оттеснила к самым дверям кабины пилота, и тут миссис Стоун
кинулась к мужу - поскорее вернуть его в тот мир, из которого вырвала его
эта захватчица. Но по тому, как обмякло короткое толстое тело в костюме из
сизой фланели, она мгновенно поняла: того, что ушло из него, уже не
воротишь. Теперь оно где-то там, в сверкающей воздушной пустоте. И она вся
обратилась в вопль, в мольбу, с которой протягивала руки, тщетно стараясь
прорваться мимо крепкой молодой стюардессы к кабине пилота, к этой двери из
волнистого серого металла, и выкрикивала: "Остров! Остров!" И, наконец,
решив, что девушка и молодой человек в серой форме, внезапно возникший в
дверях кабины, не понимают, что она хочет сказать этим словом - "остров",
она бросилась на свободное сиденье ближе к кабине и, распростерши руки, как
крылья, заколотила ими по окну, в которое виднелось море и кусочек зеленого
острова, что безмятежно скользил под ними, оставаясь позади.
"Мадам, - мягко ответили ей, - сделать посадку на этом острове
невозможно..."


* * *

Паоло заказал не только костюм из сизой фланели, но еще темно-синий
смокинг и чесучовую пару цвета желтого жемчуга.
Никогда и ни у кого, даже у ребенка, не доводилось миссис Стоун видеть
такого возбуждения, какое охватило Паоло в ателье портного. Говорил он, так
сильно запрокидывая голову, что, казалось, шея у него вот-вот переломится, и
яростно жестикулировал одной рукой, сложив напряженные пальцы чашечкой.
- Strette, strette, strette!* - кричал он портному, пока тот обмерял
его безупречное юное тело.
______________
* Потесней, потесней, потесней! (итал.)

И покуда неистовствовал Паоло, покуда делались все эти подсчеты и
выкладки, миссис Стоун, уединившись в углу приемной, подальше от
предательски яркого солнечного света, вновь погрузилась - уже не в
воспоминания, а в размышления, еще более тягостные, стараясь понять, как же
она дошла до нынешней своей жизни. Пожалуй, между ее существованием в
Америке, весь смысл которого составляла театральная карьера, и этим
противоестественным его продолжением в Риме есть некая (хоть и скрытая)
логическая связь, и, если сейчас ей дадут побыть наедине с собой и
хорошенько, не торопясь, обо всем поразмыслить, может, ей и удастся понять,
как это все получилось. Безусловно, где-то на том пути, которым она шла к
успеху - начиная с далекого детства в штате Вирджиния в
заурядно-благоприличной провинциальной среде, со школьных спектаклей,
натолкнувших ее на мысль о профессии актрисы, через годы маниакального
стремления к успеху и вполне обыденного супружества - словом, где-то на
трассе этого устрашающе быстрого, но в общем-то однообразного восхождения к
высотам карьеры есть какой-нибудь, пусть потайной, указательный знак,
какая-то, пусть неприметная, стрелка, показывающая в направлении Паоло и
этой римской весны. Вот перед нею все многообразие чисел и символов длинного
уравнения, расположенных в их временной последовательности, но